Жан-Филипп Жаворски - Неумерший [litres]

Увидев растерянность Матуноса, воины заволновались. Комаргос казался раздосадованным и наверняка был уже готов отдать приказ поворачивать обратно, как вдруг до нас донёсся крик впереди идущих воинов. Один из них, старый амбакт по имени Ойко, обнаружил путь. На поверку дело обстояло даже лучше: широкая, мощённая деревом дорога рассекала поросль тростника и шла прямо перед нами, теряясь в размытом тумане дождя. Ойко опять померещился силуэт в капюшоне, тающий в проливном дожде далеко впереди. Он сделал несколько шагов вперёд, чтобы окликнуть незнакомца, и ступил на этот решётчатый настил.

Мосток оказался ветхим. Доски, вытесанные из стволов бука, потемнели и замшели от сырости, а сквозь щели меж ними пробивалась осока и таволга. Путь был безлюден: отсутствие следов и сорная трава окутывали дымкой заброшенности эту странную дорогу, из чего мы заключили, что были ещё впереди. По взмаху руки Комаргоса отряд двинулся вперёд, и мостовая заскрипела всеми балками.

Настил был слегка приподнят над водным зеркалом заводи и болотными кочками. Мрачные воды источали запах ила, развеваемый по округе туманным дыханием болота. Ойко был готов поклясться, что мы были здесь не одни, и что он видел здоровенного парня, прошмыгнувшего перед нами. Мы помчались вдогонку за человеком в капюшоне, но он как сквозь землю провалился. Через пятьсот шагов нас ожидала другая находка. Высокие зловещие очертания выросли из тумана. Это были слегка покосившиеся священные колья, на которых тлели старые трофеи: оружие и гроздья черепов. За ними дорога резко обрывалась, уходя под затянутую пеленой стоячую воду. Все мы в ужасе остановились. Некоторые выругались, другие стали делать защитные жесты.

– Да чтоб тебя! – рявкнул Комаргос. – Это не дорога, это неметон!

Он грубо обозвал Матуноса и попросил Суагра принести ему самое лучшее копьё. Дойдя до края настила, он поднял оружие вверх, держа его двумя руками не в стойке вызова, а в жесте подношения дара. В отряде все приумолкли и воздели руки к небу ладонями к земле. Немного помешкав, и мы с Сеговезом последовали примеру воинов.

– Услышь меня, бог Преисподней! – провозгласил одноглазый богатырь. – Мы пришли к тебе без злого умысла, мы не желали тревожить покой твоего святилища. Воины, которые предстали пред тобой, – благочестивы. Они чтут таинства подземного мира. Если мы оскорбили тебя своим присутствием, то умоляем смилостивиться над нами. Дабы загладить нашу вину, я жертвую тебе своё копьё. Это моё самое ценное оружие. Меня наградил им в былые времена Амбисагр из Аварского брода, Верховный король битуригов. Оно верой и правдой служило мне во всех сражениях. Я приношу его тебе в дар, повелитель Подземного мира. Пусть оно восславляет тебя, как меня самого. Взамен я прошу тебя не гневаться и позволить нам уйти с миром.

Комаргос разломил копьё о бедро и бросил обломки в болото. Затем мы поспешили развернуться и тем же путём пошли обратно. Ойко никак не мог унять дрожь – он вдруг осознал, что силуэт, который ему померещился, не был человеческим. Его тревога передалась всему отряду. Амбакты Комаргоса косо поглядывали на меня и брата. В этой сумятице мы невольно оказались участниками священного обряда, хотя ещё не были пострижены в воинов. Случай или злорадство какого-то бога сыграли с нами злую шутку, ибо одним своим присутствием во время возношения требы мы нарушили запрет.

Плутать в священном месте – дело гиблое, и тому найдётся немало причин. Одна из опасностей, которая там поджидает, – выйти из него в другом времени. По этому болоту мы прошли в общей сложности не более лье без малейшего промедления, но час уже был поздний, когда мы выбрались из топи и попытались сориентироваться в хрупком вечернем свете. Драгоценное время было упущено.

Мы сделали огромный крюк, обходя священное место по левому краю, и в конце концов нашли реку. Но было слишком поздно. Арверны догнали нас и даже опередили. Вытянувшись в шеренгу вдоль крутого берега, они ждали нас во всеоружии. Они преграждали нам путь.

На взъерошенном лугу, где топорщились кусты валерьяны и бодяка, отряд Троксо стоял к нам лицом. Вероятно, мы могли бы обойти его, добраться до зелёной гривы деревьев, опустивших свои корни в бегущие воды, и скрыться, но постыдные уловки были не в наших правилах. Арверны вызывали нас на бой – мы не могли отказаться от такой чести.

В мгновение ока мы выстроились напротив них. Комаргос и Сумариос быстро выпрыгнули из седел и вскочили на повозки. Суагр держал за поводья скакунов одноглазого богатыря, а Куцио правил конями нашего наставника. Оба богатыря направили упряжки прямо на ряды противника. Арверны приветствовали браваду свистом и насмешками. Тут из вражеского отряда резво выскочила повозка Троксо и, подлетая на кочках, пронеслась вдоль всей шеренги. Старик Эпосогнатос, его возница, погонял лошадей одним лишь голосом.

Мы были измотаны долгой гонкой минувших дней, подавлены злополучным происшествием у неметона и, сверх того, уязвлены дерзостью арвернов. Сердца наши воспламенились яростью, а грудь распирало от прилива новых сил. Грозно потрясая щитами и оружием над головой, мы взвыли от разочарования и злости. Из вражеских рядов послышались ответные вопли. Кони заржали, псы Троксо, бешено мчавшиеся за его колесницей, залились диким лаем, и вздрогнула река от прокатившегося по ней свирепого шума.

Впервые я познал пьянящее упоение боя. Оглушающие угрозы врага, его острые копья и точёные мечи, дожидавшиеся своего часа, дыхание смерти в лицо, боевой дух моих сотоварищей – всё это окрыляло меня, покрывая тело мурашками. Я ощутил, как пламенный и неистовый восторг ударил мне в голову с силой молота по наковальне. Я поддался порыву сокрушительной ярости, я с братом, Сумариос и Куцио вместе с нами, и Комаргос, и весь отряд, и оба отряда, битуриги и арверны. Волна гнева захлестнула воинов, покорёжила наши мужественные лица, исказила наши голоса. Копья и дротики взметнулись ввысь в величественном бранле [58], как вздымаются рога оленя [59] Олень – священное животное у кельтов. Олень был почитаем как символ плодородия и жизненных сил, мужества, быстроты и агрессивности. в последнем взмахе перед схваткой. Обнажённые мечи переливались змеиной кожей. Сплочённые щиты, отчеканивая такт, лязгали друг о друга, и округа содрогалась то громким скрежетом железа, то гремучим раскатом камнепада. В угрожающих гримасах, непристойных жестах и гневных взглядах бурлил нелепый ужас.

Казалось, нечто зловещее и неотвратимое надвигалось на нас. Комаргос ответил на кичливость Троксо. В один миг он приказал Суагру направить повозку прямо на арвернского богатыря. Оглушающий доселе гвалт поднялся с новой силой. Шеренги враждующих насторожились, выставив вперёд щиты и взметнув лезвия мечей в ожидании натиска. И только место, отведённое под манёвры упряжек, разделяло стороны противников. Из-под колёс обеих повозок, кружившихся друг перед другом, летела скошенная трава, насыщая воздух душистым ароматом раздавленной мяты.