Холли Блэк - Королева ничего [litres]

– Мы поговорим позже, – холодно говорит своим друзьям леди Аша.

Они совершенно спокойно относятся к тому, что их выставляют из комнаты, и еще раз – теперь уже по всем правилам – поклонившись нам обеим, исчезают. Дверь еще не успевает закрыться за ними, а я уже слышу, как они начинают горячо перешептываться друг с другом.

– Ты очень любезна, что согласилась навестить меня, – говорит мне мать Кардана. – Притом что так недавно вернулась к нам. И так недавно взошла на трон.

С трудом удерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Неспособность лгать напрямую рождает порой очень, очень причудливые выражения.

– Подойди, – говорит она. – Присядь ненадолго рядом со мной.

Знаю, Бомба сказала бы сейчас, что я вновь позволяю командовать собой, но мне кажется мелочным обращать внимание на такое незначительное самоуправство.

– Когда я привела вас из Башни Забвения в мое логово шпионов, – говорю я на тот случай, если ей необходимо напоминание о том, почему меня лучше никогда не злить, – вы сказали, что хотите держаться подальше от Верховного короля, вашего сына. Но теперь, как я вижу, вы с ним поладили. Что ж, вам это должно быть приятно, поздравляю.

– Такого ребенка, как Кардан, было нелегко любить, – делает недовольную гримасу леди Аша. – Со временем он становился только хуже и хуже. Он не терпел ни малейшего покушения на свою свободу – вопил, брыкался, мог даже укусить меня. Мог найти игру и сосредоточиться на ней до тех пор, пока не выигрывал, а выиграв, дотла сжигал все фигуры и фишки. Тех, кто переставал оказывать ему сопротивление, он начинал презирать.

– И вы предупреждаете меня об этом по своей доброте душевной? – спрашиваю я, глядя ей в глаза.

– Я предупреждаю тебя об этом потому, что это уже не имеет значения, – натянуто улыбается она. – Ты обречена, королева Эльфхейма. Ты уже любишь его. Ты уже любила его и тогда, когда расспрашивала меня о нем, а не о собственной матери. И ты будешь по-прежнему любить его, смертная девушка, еще долго после того, как его чувства к тебе испарятся, словно утренняя роса.

Не могу не подумать о молчании Кардана в ответ на мой вопрос о том, нравится ли ему, что я его боялась. Какая-то часть его души всегда будет восторженно тянуться к жестокости. И даже если Кардан вдруг станет другим, это не означает, что он не сможет перемениться вновь.

Ненавижу быть дурой. Ненавижу, когда чувства начинают брать верх над моим разумом, делая меня слабой. Но страх оказаться дурой именно в нее меня и превращает. Ответ на загадку Кардана я должна была найти намного раньше. И даже если я не понимала, что это загадка, у меня все равно оставалась масса всевозможных уловок, которые можно было пустить в ход. Но нет. Я была настолько посрамлена тем, что попалась Кардану на крючок, что вообще перестала искать обходные пути, даже думать о них забыла. И даже после того, как нашла один из таких путей, не удосужилась придумать, каким способом его использовать.

Возможно, это не самая плохая вещь на свете – желание быть любимой, даже если тебя не любят. Даже если это причиняет боль. Возможно, люди не всегда бывают такими уж слабыми существами.

Может быть, проблемой всему был стыд?

Но, похоже, не только мои собственные страхи были причиной того, что я так долго оставалась в изгнании.

– Так вы поэтому перехватывали письма, которые он мне посылал? Чтобы защитить меня? Или из боязни, что я ему не надоем? Потому что, миледи, я всегда буду оставаться для него вызовом.

Признаюсь, насчет тех писем я стреляла наугад, вслепую. Но не так уж много найдется людей, которые обладают достаточной властью, чтобы перехватывать письма Верховного короля. Послы иностранных держав отпадают. Кто-то из членов Живого Совета? Тоже нет, скорее всего. Кроме того, не думаю, чтобы леди Аша так уж нежно меня любила.

– Многие вещи теряются в пути, – слабо сопротивляется она. – Или вообще уничтожаются.

Учитывая то, что лгать она не может по определению, это можно считать признанием.

– Понимаю, – говорю я, поднимаясь на ноги. – В таком случае я приму ваш совет именно в том смысле, в каком вы мне его давали. – Дойдя до двери, я оборачиваюсь и произношу слова, которые, полагаю, ей меньше всего хотелось бы услышать: – И в следующий раз я жду, что вы поклонитесь мне надлежащим образом.

Иду через зал, и примерно на его середине ко мне бросается рыцарь-пикси. Оружие у нее отполировано до блеска, и в нем отражается ее небесно-голубая кожа.

– Ваше величество, вам нужно как можно скорее идти… – говорит она, задыхаясь и прижимая руку к сердцу.

– Фанд? – Когда-то мы вместе с ней учились в школе при дворце, и обе мечтали о том, чтобы стать рыцарями. Кажется, у одной из нас эта мечта сбылась.

Пикси смотрит на меня так, словно удивляется тому, что я ее помню, хотя со школьных времен не так уж и много времени прошло. Подозреваю, что она, как и многие, считает меня забравшейся на такую головокружительную высоту, где у человека напрочь отшибает память.

– Сэр Фанд, – поправляю я саму себя, и она улыбается. Я улыбаюсь ей в ответ. Хотя мы не были с ней подругами, отношения между нами всегда оставались вполне дружескими, что, на мой взгляд, при Верховном дворе можно считать редкостью.

– Почему и куда я должна так спешить? – спрашиваю я.

Улыбка с лица Фанд исчезает, оно становится мрачным.

– Батальон из Подводного королевства находится в тронном зале.

– А, вот оно что, – говорю я и позволяю Фанд сопровождать меня. Кое-кто из придворных кланяется, когда я прохожу мимо, а кто-то подчеркнуто не делает этого. Не зная, как мне поступить, одинаково игнорирую и тех и – других.

– Вам нужно иметь собственных телохранителей, – говорит сэр Фанд, стараясь не отставать от меня.

По-моему, каждый просто считает своим долгом учить меня моей работе. Но в данном конкретном случае моего молчания достаточно, чтобы Фанд тоже умолкла.

Войдя в тронный зал, мы находим его почти пустым. Рандалин мнет свои морщинистые руки, изучая взглядом солдат Подводного королевства – это селки и какой-то бледнокожий народец, который заставляет меня вспомнить о тех, кого в Подводном мире называют утопленниками. Впереди них стоит Никасия в доспехах из радужных, переливающихся чешуек. В прическе у нее торчат акульи зубы, а сама она сжимает ладони Кардана. Глаза у Никасии покрасневшие, припухшие, как после долгих рыданий. Кардан стоит, склонившись к Никасии, и я сразу вспоминаю о том, что они когда-то были любовниками.

Никасия поворачивает голову, видит меня и моментально взвивается от ярости:

– Это твой папаша натворил!

– Что он натворил? – спрашиваю я, отступая на шаг назад.

– Королева Орлаг, – с подчеркнутым спокойствием поясняет мне Кардан. – В нее стреляли, по-видимому, чем-то, похожим на эльфийский дротик. Он глубоко вошел ей в тело, но застрял, не дойдя немного до сердца. Когда дротик попытались вытащить, он не поддался. Ни обычные способы не помогли, ни магические. Дротик движется, словно живое существо, но при этом в нем может содержаться смертельно опасное железо.