Скотт Оден - Стая воронов [litres]

– Лгунья! – рявкнул Фордрэд.

Но Хротмунд промолчал. Его лицо осталось невозмутимым, но через мгновение человек и дух помотали головами, будто придя к общему мнению.

– Нет. Нет, она говорит правду. Или полуправду. Должно быть, ты слышала об их планах. Теперь, когда умер Вилобородый, Данией правит его слабовольный сынок Кнут. Он собирается вернуться и грабить Уэссекс?

Этайн замешкалась. Вилобородый? Кнут? Эти имена ни о чем ей не говорили; нынешние правители данов пятнадцать лет назад были еще ничем не примечательными детьми. Чем дольше она молчала, чем шире улыбался Хротмунд.

– Не знаешь, верно? – спросил он. – У тебя должны быть хоть какие-то догадки. Если ты не враг, то к чему утаивать их? Открой нам свои мысли, о дитя Гластонбери.

– Я ничего не знаю, милорд. Вы должны мне поверить.

Фордрэд фыркнул. – Должен? – Хротмунд подошел ближе. Прикованной к столбу Этайн приходилось тянуться вверх и держать руки над головой; ее рубаха задралась, оголяя живот. Ее белая липкая от пота кожа натянулась на ребрах, как у Глада. – Возможно, ты не уверена в том, что знаешь, но что-то знать ты должна. И мне, без сомнения, удастся выудить из тебя правду.

Лорд Бадона взмахнул рукой, острие ножа прочертило на ее боку неглубокий порез. Этайн задохнулась, чувствуя, как стекает по боку теплая кровь.

– Видишь ли, в чем дело: я верю, что ты и правда саксонка. Но мой капитан Этельстан говорит, что нашел тебя в компании язычников. Значит, ты или их союзница или кто похуже – лазутчица и предательница. – Он снова занес нож и снова ее порезал. Этайн скорчилась и зашипела от боли.

– Если я лазутчица, – рыкнула она, – то кто тогда вы? Я вижу вас обоих!

Фордрэд рассмеялся.

– Милорд, да она уже лишилась рассудка!

Но Хротмунд опять промолчал. Он отвернулся и швырнул нож на стол. А потом сказал тюремщику:

– Принеси жаровню.

Человек с крысиным лицом стремглав побежал выполнять волю хозяина, а Хротмунд вновь повернулся к Этайн.

– Ты меня… видишь?

– Да. Что ты за тварь, дьявольское отродье?

Лорд Бадона перекрестился.

– Я не якшаюсь с Темными силами. А вот ты… ты, должно быть, владеешь Истинным видением. Воистину редкий дар для твоего народа.

– Кто ты такой? – спросила Этайн, подняв взгляд от человеческого тела к укрытому листвой духу.

– Этого тебе понять не дано, – дух раскинул руки, и через мгновение ока то же сделал Хротмунд. – Этот сосуд достался мне в Рингмере, что в Восточной Англии, когда он вместе со своим королем направлялся на битву с датскими захватчиками. Он не сомневался в победе вплоть до того момента, когда его настигла датская секира, – дух погладил Хротмунда по груди и стукнул по ней кулаком. – Сильный сосуд. Даже смертельно раненый, он полз по людским и конским трупам, через лужи крови и внутренностей. Через кровавое поле брани он прополз в прохладную манящую тень густого ивняка. Моего ивняка. Того, что осталось от моих лесов, – лорд Бадона перешел на шепот. – В этом новом мире дни моего народа, ландветтир , сочтены. С приходом Белого Христа… безразличие людей выросло и режет, как ножом. Глубоко ранит, выгоняет с нашей земли – а она нас питает, дает магию листьям и греет нашу кровь.

– Но этот… Он приполз ко мне и взмолился о помощи. Его молитвы отогнали от меня забытье. Пробудили от векового сна. Его слова жгли, как раскаленное железо. Я пожалел его… Я приник к нему всем своим существом. Я думал, что мое присутствие облегчит его переход в иной мир, – Хротмунд вдруг обернулся. Глаза духа пылали огнем. – Чувствовала ли ты когда-нибудь столь прекрасную, столь чистую и… живую веру, как вера в Христа, которую испытывает человек на пороге смерти? Его душа отлетела, но перед этим наполнила меня новой магией, волшебством Христа! Оно было столь велико, что я оставил мой любимый лес и, отрекшись от своего рода, ушел на поиски нашего Спасителя.

В этот момент вдруг обрели смысл возмущенные голоса.

– Так это ты. Ты клятвопреступник, – произнесла Этайн.

– Клятвопреступник? – расхохотался ивовый дух, а за ним и Хротмунд. – In Christos veritas. Какая варварская клятва сравнится с истиной Господа нашего Христа? Пусть мои обреченные братья воют себе. Пусть вопят и напрасно скрежещут зубами. Я под защитой Господа, я вечен!

– Но если ты и правда последователь Христа, то к чему все это? – Этайн кивнула на кандалы, приковывающие ее к столбу. – Зачем ты заставляешь людей так страдать? Христос учил нас любить наших братьев и не судить их раньше Высшего суда. Зачем…

Хротмунд затрещал от гнева.

– Наши братья Его убили! Наши братья избили сына Божьего плетьми, надели на него терн и подвесили к деревянному кресту! Наши братья заслужили гореть в огне!

Хротмунд резко повернулся к Фордрэду, который уже тащил жаровню, истекая потом от пламени.

– Фордрэд, я передумал, – сказал лорд Бадона. – Она не предательница и не лазутчица. Она ведьма. Она сгорит на рассвете. Но не хмурься так, мой яростный друг. Приведи других язычников. Развлечем ее перед встречей с ее Темным господином!

Пока Гримнир спускался в низину Эйвона, в его голове созревал план. В юности он путешествовал с Гифром, братом матери, – ведь он был только вторым из выживших сынов Балегира, а старший, Хрунгир, не терпел, когда совали нос в его дела с волчьими кораблями Севера. По настоянию их матери, Гифр водил Гримнира с собой по тенистым тропам Мидгарда, обучая его истории их народа и заставляя оттачивать навыки во время охоты на проклятых людишек.

Гифр вспоминал времена, когда асы еще не пробили стены крепости Ангрбоды и не выгнали их сородичей из Йотунхейма. Вспоминал о том, как Девять Отцов каунар , тогда еще простые гномы, шныряли по медовым мирам Одноглазого и пировали последами ужасного Фенрира, чешуйчатого Йормунганда и бессмертной Хель – это кровавое лакомство их и изменило, превратив из двегнар в то, чем они стали ныне. Гифр вспоминал о Суде Одина, страданиях каунар и путешествиях по Пути Ясеня. Вспоминал и передавал эти воспоминания Гримниру.

Старый Гифр был тощий как жердь, жилистый и высокий – выше Гримнира на голову; его лысую башку покрывали шрамы, а в оставшиеся вокруг ушей космы цвета водорослей он вплетал бесчисленное множество костяных пластин и бусин из серебра, граната и малахита – некоторые были родом из земель далеких, как утопающий в песке Эгипт. Из-под мохнатых бровей горели углями цепкие глаза. Гифр учил племянника делу жреца- goði , словам силы, способным крушить железо, и боевым песням древних скальдов.

Пытался учить, по крайней мере.

Гримнир без труда воскресил в памяти голос дядюшки, его глухой скрипучий смех – словно кто-то медленно волок по гальке чугунный котелок. Гифр называл его Skáfi – крысеныш: