Наталья Осояну - Звёздный огонь [litres]

«Невеста ветра» и незнакомый фрегат сошлись, и тут Умберто ждало разочарование: они не стали таранить друг друга, а, сцепившись крючьями, закружились в жутковатом танце. Хаген знал о морских сражениях достаточно, чтобы понять, насколько происходящее необычно, – ведь для того, чтобы сразиться врукопашную, сначала нужно обездвижить корабль противника.

– Проклятье… – пробормотал Умберто. – Кому-то невтерпеж подраться.

И желание это, по всей видимости, было обоюдным.

Лодочка сдвинулась с места; если раньше они думали, что придется выждать, пока окончится противоборство фрегатов, то теперь оба моряка торопились на борт. Умберто устремил взгляд туда, где разгорелась схватка, и как будто мысленно подгонял лодку, которая и так неслась изо всех сил. Хаген, несмотря на усталость, тоже ощутил азартное желание поскорее ввязаться в драку.

Когда они забрались на борт, битва была уже в самом разгаре. Хаген мельком увидел, как Крейн сражается с высоким темноволосым человеком, чье лицо показалось пересмешнику ~знакомым~, хотя они совершенно точно не ~встречались до этого дня~.

Потом кто-то бросил Хагену саблю, и он бросился в атаку. Он кричал, рубился с чужими матросами так, словно каждый из них был его личным врагом. Когда вымотанный бессонной ночью пересмешник начал терять силы в ожесточенном бою, «Невеста ветра» помогла ему.

– …Хаген? Эй, Хаген, ты меня слышишь?

Магус выронил саблю и, не обращая внимания на того, кто его звал, отошел к фальшборту. Упал на колени, спрятал лицо в ладонях; его мутило, пустой желудок скрутился узлом, а рот наполнился желчью. Раньше ему приходилось сражаться и убивать, но в этот раз все было по-другому.

Он был кем-то другим. Он не был собой. Мышцы ныли, запястье правой руки грызла сильная боль; расходуя силы, он едва не перешел ту границу, за которой поджидает Великий Шторм со своими крабами. Почему? Что случилось? Что изменилось?

Пересмешник знал ответ, хоть и не хотел в него верить.

– Ты не ранен?

Он с трудом поднял голову; рядом стоял Сандер. Пересмешник оглядел себя и прислушался к своим ощущениям.

– Нет… это чужая кровь. А где Умберто?

Сандер неопределенно махнул рукой и убежал. Оглядевшись, Хаген увидел помощника капитана – тот склонился над раненым матросом и о чем-то его спрашивал. Сам он, судя по всему, не пострадал.

В голове у пересмешника немного прояснилось. Он медленно поднялся с колен, и тут над палубой раскатился голос Крейна:

– Умберто, Хаген – ко мне!

В памяти тут же всплыли слова, недавно сказанные Умберто: «Скоро мы увидим капитана в гневе». Судя по тону феникса, так оно и было. Пересмешник повернулся, превозмогая чувство, неприятно напоминавшее страх.

Крейн уставился на него с легкой растерянностью.

– Что такое? – спросил пересмешник. Голос его был тем же, что всегда – но, быть может, он в беспамятстве снова изменил лицо? Хаген поднял руку, ощупал себя и обнаружил кое-что… неожиданное. Определенно Безликая-безымянная сейчас смеялась над ним от всей души, если таковая у нее была.

Крейн тряхнул головой, что-то пробормотал себе под нос и продолжил прежним уверенным тоном, в котором, впрочем, поубавилось гнева:

– Хаген, захвати ведро воды и иди в большую каюту. Умберто, мне придется немного… отвлечься. Будь начеку. Эсме осталась в Ямаоке, так что позаботься о раненых, пока мы их туда не довезем.

– Слушаюсь, капитан, – с готовностью ответил помощник и, взглянув на Хагена, вопросительно вскинул бровь – увиденное изумило его не меньше, чем капитана.

Выругавшись, пересмешник отправился за водой.

– …Без сомнения, очень удивлен нашей встречей.

Войдя в большую каюту, Хаген занял место в углу, чтобы не мешать. От качки из полного ведра в его руках вода выплескивалась на ноги и на пол, где исчезала, впитываясь в лжеплоть. Зачем Крейну понадобилась вода? Зачем Крейну понадобился пересмешник? Любой матрос мог ему помочь с таким нехитрым делом.

Напротив феникса сидел тот самый темноволосый мужчина, с которым он сражался на палубе «Невесты ветра». Ощущение, что они уже встречались, испарилось без остатка; теперь Хаген не сомневался, что видит этого человека – впрочем, человека ли? – впервые, как и присутствовавшего при разговоре юношу, чьи глаза от страха вот-вот должны были вылезти из орбит. Он сидел в другом углу, прижав колени к груди.

– Я скорее обрадован, – сказал темноволосый, не сводя глаз с капитана и бесстрашно улыбаясь. – Я ждал нашей встречи, но опасался, что за тобой придется гнаться через семь морей.

Руки пленнику связали так крепко, что Хаген убедился в справедливости своей догадки: перед ним был не человек, а магус.

По всей видимости, орел.

По красивому и надменному лицу стекали капли пота, на рубашке темнела кровь. Он был ранен, и не раз. В памяти Хагена что-то зашевелилось, поплыли рыбы-воспоминания: во время боя он не мог глазеть по сторонам, но все-таки успел заметить, что этого незнакомца брали в плен, задавив числом, и во многом благодаря нечеловеческой силе Бэра. Феникс мог победить орла, сражаясь один на один, лишь прибегнув к той силе, демонстрировать которую на глазах у целой команды враждебно настроенных зрителей не следовало.

– Выходит, я невольно оказал тебе услугу? Рад, очень рад, – сказал феникс таким тоном, словно поддерживал светскую беседу. – Итак, какими судьбами императорского наместника занесло в такую глушь? Мы ведь оба понимаем, что Ямаока очень далеко от Тейравена.

Тейравен! Хаген наконец-то понял, с кем имеет дело.

И встревожился.

Эйдел Аквила рассмеялся:

– Ты не хуже меня знаешь, Кристобаль, что должность наместника – всего лишь почетная ссылка. Я даже рискну предположить, что тебе известно, за какие именно… заслуги меня так наградили. Но это неважно. Я долго страдал, сидя в той дыре, однако теперь все изменилось.

– Император дал тебе новое задание, – невозмутимо проговорил Крейн. – Предоставил возможность заслужить прощение. Должно быть, он поручил тебе что-то очень непростое, очень опасное.

– О да. Я многое успел сделать. Лишь с последним пунктом оплошал.

– Не поймал одного из самых известных морских бандитов, да. – Феникс усмехнулся. – Погоди-ка… Последний пункт? А знаешь, это обидно. Я-то считал себя угрозой номер один для его величества капитана-императора. Ну, в крайнем случае номер два, после Звездочета.

Хаген закрыл глаза и увидел перед собой Ризель. Он вспоминал о ней всякий раз, когда заходила речь о капитане-императоре, но сейчас не просто вспомнил, а всем телом ощутил исходящую от нее молчаливую силу. Она была словно туго натянутая тетива стреломета, готового выстрелить в любой момент…

Стрела была нацелена ему прямо в сердце.