Наталья Осояну - Звёздный огонь [litres]

Крейн откинулся на спинку стула, взглянул на женщину, улыбаясь как-то нехорошо, неискренне. Он выглядел чуть захмелевшим.

– Тебе недостаточно того, что я рассказал и показал?

– Нет! – Она покачала головой. – Твои огненные фокусы впечатляют, но я хочу знать, что за ними стоит. Раз уж ты заявил, будто мы никогда не видели истинного Феникса, изволь доказать.

– Я не обязан ничего доказывать, – отрезал магус. – Если не веришь мне на слово, то…

– Верю, верю! – перебила Камэ. – Но я любопытна. Дело в том, что в одной старой книге мне попалась легенда о некоей Сеймеле. Никто из вас ее не знает?

– Опять легенды… – пробормотал Умберто так тихо, что его услышал только Хаген. – Что-то мне все это не нравится!

– Это старая история, – продолжала тем временем Камэ. Увлекшись, она не замечала ни изменившегося лица Лайры, ни тревоги во взглядах остальных. – Возможно, даже времен Основателей. К одной красивой девушке стал наведываться незнакомец. Был он необыкновенно хорош собой, приносил богатые подарки и как-то раз признался, что принадлежит к роду Феникса. Он показал ей, что владеет пламенем… В общем, этот небожитель завладел ее сердцем без особого труда. Но вскоре на городской улице красавицу остановила старуха-гадалка и заявила – дескать, приходит к ней не лорд Феникс, а самозванец, потому что истинный облик пламенного лорда нечеловечески прекрасен – узревший его испытает необычайное блаженство. И девушка решила проверить, кто же говорит правду… – Камэ вздохнула. – На этом месте в моей книге была оборвана страница, так что я не знаю, чем все закончилось.

– И решила проверить на себе? – странным голосом поинтересовался Крейн. – По-прежнему желаешь необычайного блаженства… А не боишься?

– Я здесь не одна, – лукаво улыбаясь, ответила она. – И ты же мне друг, не правда ли? Друзьям надо доверять.

Они слушали, затаив дыхание. Хоть магус и пообещал не мстить за ошибку с проливом Сирен, было тревожно наблюдать, как Паучок играет с огнем. Крейн вел себя непонятно: чего стоило ему сказать сразу решительное «нет»? Отчего-то он тоже играл, будто ждал чего-то, известного только ему…

– Что ж, могу показать, – сказал Кристобаль, выдержав паузу. – Но при одном условии.

– Каком? – В глазах Камэ вспыхнули огоньки. – Что угодно…

– Не торопись. Платить будешь не ты, а твой брат. Ты понял, Лайра?

– Конечно, – ответил король с кривой усмешкой. – В прошлый раз ты смилостивился, не потребовал желания, а теперь не будешь со мной церемониться. Да?

– Ты сам сказал. – Крейн встал из-за стола. – Так что, согласен?

– Раз сестра просит… – Во взгляде Лайры, устремленном на Камэ, читались горечь и тоска, но Паучок опять ничего не заметила. Предвкушение необычайного зрелища захватило ее, и места для прочих чувств попросту не осталось.

Воцарилось молчание, которое Отчаянный нарушил, небрежно и даже чуть грубо велев:

– Давай! Показывай!

– Лучше пройти во двор. – Крейн выглядел совершенно спокойным. – Но предупреждаю – там все сгорит дотла.

…Ночь во все глаза смотрела с высоты на людей, которые вышли во внутренний дворик, где тихонько журчал фонтан. Легкий ветерок шелестел листвой, меж ветвями парили светящиеся огоньки – Крейн спугнул их, проходя на середину двора, и они роем звездочек растворились в темноте. Хаген был не прочь последовать их примеру, но что-то его остановило – любопытство? Боязнь показаться трусом? Он остался, хоть и предчувствовал, что вскоре об этом пожалеет.

– Стойте у стены, – негромко произнес Крейн. – Ни шагу вперед, понятно?

Куда уж понятнее…

– Камэ… – он помедлил. – Тебе стоит лишь попросить, и все прекратится.

Должно быть, Паучок кивнула, но Хаген этого не видел – он смотрел только на капитана. А тот стоял неподвижно, закрыв глаза, как будто превратился в статую, и ничего не происходило так долго, что…

Крылья распахиваются за спиной Феникса неожиданно и со странным звуком – сухим щелчком, словно камнем ударили о камень. На шелест перьев Джа-Джинни это совсем не похоже. Хаген напрягается, чувствуя, как что-то неуловимо меняется, – будто бег самого времени замедлился, когда на него взглянули пламенеющие очи.

Вот они смотрят, словно проверяют на прочность. «Отступай! – вопит внутренний голос, некая версия Хагена, погребенная в глубинах его сознания, – та версия, у которой, кажется, есть лицо, но его не разглядеть. – Беги!»

Ох, нет. Ему некуда бежать. Он стоит, прижавшись спиной к стене, и в полушаге от него начинается иное пространство – пространство огня и звезд, пепла и смерти, вечного движения и застывшего «сейчас».

Пространство крыльев.

Он их уже видел – сперва в проливе Сирен, когда все вокруг затянуло волшебным туманом и они едва не перебили друг друга на радость древним тварям – или не тварям, да кем бы они ни были. Потом на острове Зеленого великана. И в Ямаоке, совсем недавно. Он видел эти крылья, но как следует не рассмотрел – даже не понял, что они состоят не из перьев. Язычки пламени вырываются каскадом из-за спины Феникса, причудливо изгибаясь; кончики горят ярко, а все прочее постепенно покрывается черной коркой, которая потом трескается, выпуская на волю огонь. И так без конца. На это можно смотреть целую вечность, позабыв обо всем, но…

Превращение только начинается.

Огненные перья кольчужным воротником охватывают шею Кристобаля Фейры, бегут вниз – плечи и грудь постепенно скрываются под беспокойной черно-красной завесой.

А крылья растут.

Ладони Феникса раскрываются, выщелкивают когти, поначалу ярко-алые, а потом – чернее угля. Его глаза еще сильнее меняются – вытягиваясь к вискам, делаются узкими щелями, и на дне их бушует немыслимо яркое пламя, – лицо же как будто стирается, теряясь в огненном мареве.

А крылья растут…

Пламя иногда кажется бесцветным, прозрачным, но не перестает обжигать. Кристобаль сказал правду: то, что они видели раньше, было лишь тенью, а теперь на свободу выходил истинный Феникс. Поначалу он словно сидел на плечах Крейна, но постепенно они сливались – человек и птица, магус и потустороннее существо.

Сердце огромного костра.

Ревущее пламя пожара, пожирающего целый город.

Потоки лавы на склоне проснувшегося вулкана.

НЕ БОЙСЯ МЕНЯ.

И больше ты не боишься боли, потому что забываешь себя, глядя в огненные очи звезды, что вот-вот рухнет к твоим ногам. Что боль? Твоя жизнь – искорка в вечном пламени, которое было до начала времен и пребудет вечно, даже когда пересохнет Океан и мир, изнуренный воспоминаниями о прошлом, развалится на части.

НЕ БОЙСЯ.

Искры разлетаются в разные стороны и гаснут в ночи… или, быть может, все как раз наоборот? Ведь если пламя вечно, то и всякая его частица тоже наследует малую толику вечности, глоток бессмертия. В полете сквозь пустоту она длится и длится, пронзая новые миры, умирая и возрождаясь, как…