Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Золтан прикрыл глаза и некоторое время шёл в темноте, рискуя упасть. Вот оно! Настал Момент Истины. Необходимо было что-то сказать, раскрыть карты или уходить в глухую несознанку. Невероятно, невозможно было, чтобы парень вызвал палача на откровенность только для того, чтобы сдать священнику.

И всё же, всё же…

Золтан глубоко вздохнул. При этом сердце его снова будто сжала холодная рука, но Золтан усилием воли заставил себя не подать виду.

– Как ты догадался? – спросил он, невольно переходя на «ты».

– О чём? Что вы не настоящий палач? О, это п-просто. Я не удивлюсь, если и б-брат Себастьян понял это. Хотя вряд ли. Видите ли, я п-привык записывать сказанное, делать пометки. Отец Себастьян – потрясающий логик. Он делает выводы, но, если думает о другом, способен их забыть. Но я всё записываю. А потом, когда п-перечитываю, нахожу некие несоответствия. Так было и с вами. Вы слишком уж п-пеклись о той девушке. Обычно палачам в-всё равно. Вы грамотны, даже читаете к-книги. А ещё у вас привычка д-держать руку у ремня, т-там, где носят меч. Б-брат Себастьян сказал, что вы сведущи в восточных пытках. И говорите с акцентом. Но отец Себастьян исп-панец по рождению, для него что немец, что фламандец, что гельветский горец – разницы он не заметит. А у в-вас странный выговор. Вы откуда-то с югов? Се-э… Семигородье, Трансильвания… Я угадал?

Оставалось только поражаться.

– Как же ты не боишься говорить это мне, коль я притворщик и чужак? – задал он последний вопрос.

– Я ничего не б-боюсь, – глядя ему в глаза, ответил Томас. – Это, наверное, неправильно, но мне н-незнакомо чувство страха. Ск-колько себя помню, я н-ничего и никогда не боялся. Только недавно, один раз мне стало страшно, и то я не уверен. Я н-не знаю почему.

– Я знаю, – сказал Золтан.

– В-вот как? Интересно. Вы скажете мне?

– Какой смысл? – скривился Хагг. – Ты уже выбрал сторону.

– П-простой взгляд всегда однобок, – повторил Томас, глядя Золтану в глаза. – Чтобы увидеть к-картину целиком, в-всегда необходимо выслушать обе стороны. Г-говорите спокойно. Если всё плохо, я приму это как исповедь. В к-конце концов, я всё-таки священник.

– Что ж, – решился Золтан, – если честно, Лис хотел, чтобы я рассказал тебе всё. Надеюсь только, что здравый смысл возобладает. Я из Олтении, ты прав. Примерно десять лет тому назад я был главой секретной службы господаря. Однажды, когда я жил в Маргене, ко мне пришли трое. Один из них называл себя Лисом. Он сказался травником, и у него был меч… необычный меч. Тогда я ещё не знал, с кем меня свела судьба…

Часа Золтану едва хватило, чтобы вкратце рассказать всю историю и обрисовать то, что связывало травника Жугу и трёх «мышат» из Гаммельна, а также кем являлись эти самые «мышата». Пока он говорил, они прошли меж ратушей и старым домом Де Плессе и вышли на Смиттенэнде. По обе стороны потянулись скобяные лавки и галантерейные магазинчики. Брат Томас слушал, не перебивая, только изредка кивал, когда что-то становилось для него понятным. Он ни разу не спросил ни о чём, даже не взглянул Золтану в лицо. Самые поразительные сведения о своём прошлом и деяниях травника он принимал спокойно. Впрочем, Золтана это не обмануло: умом мальчишка понимал, что мир не делится только на чёрное и белое – не может быть такого в принципе, но воспитание, привычка, вся его система знаний о божественном и земном говорили иначе. И всё же сказывалась логика. Этот маленький монах, этот мальчик был способен мыслить беспристрастно, отсекая лишнее и оставляя единственное, даже будь оно невероятным. Ne quid nimis [99] «Не умножай сущностей» ( лат. ) – основной принцип «Бритвы Оккама». . Братья-проповедники слишком хорошо учили своих питомцев думать.

Пока он говорил, а Томас слушал, они успели обойти полрынка и наполнить корзину всем, чем собирались, включая горку яблок, грецкие орехи и две дольки мёда в сотах. Две шальные пчелы увязались за ними и теперь ползали по крышке корзинки, Томас не стал их прогонять.

– Я могу сравнить это с болью, – говорил Хагг, когда они снова подходили к улице, на которой располагалась типография. – Боль – ужасное чувство. Но без неё нельзя жить, потому что боль даёт сигнал, когда угрожает опасность, заставляет нас быть внимательными с острым ножом и горячей сковородкой. Но, подав первый сигнал, боль превращается в нашего злейшего врага, терзая нас мучениями. То же и страх. Ты избавлен от мучений, но ничто не даёт тебе знать об опасности. Отсутствие страха ведёт к безрассудству. Жуга совершенно не думал об этом, когда забрал его у вас. Он хотел как лучше. Он мне говорил, но я не понимал. И к девушке, и к твоему детскому другу страх вернулся. Ты, похоже, избежал их участи. Может быть, твой сан хранил тебя. Не знаю, плохо это или хорошо. Но вы должны соединиться, снова оказаться вместе.

– Д-для чего?

– Не знаю, – признался Хагг. Подумал и добавил: – Может, для того, чтобы спасти этот мир.

Брат Томас задумался и не ответил.

– Скажите главное, г-герр Мисбах, – наконец произнёс он, – какой вы веры? К-католик? Протестант? А может, вы приверженец в-византийской ереси? Или вообще м-мусульманин?

– Я верю, что Господь един и милосерд, – помолчав, ответил Хагг. – О прочем я стараюсь не думать.

Они вошли. Комната была пуста. Золтан постучал по столу костяшками пальцев – никто не отозвался. Он постучал ещё, и минуты через полторы из-за занавески показался давешний старик.

– А, это вы, – узнал он. – Проходите, любезнейший. И вы, брат проповедник, проходите тоже.

– Вы прочитали книгу? – без предисловий спросил его Хагг.

– Да, прочёл, хотя не до конца. Вполне солидный труд. Я буду это печатать.

Золтан посветлел лицом.

– Прекрасно! – выдохнул он. – Я надеялся на это. Каковы условия?

– Обычные, – ответил печатник и посмотрел на тетрадь. – Мы предоставляем бумагу, станок и набираем текст. Переплетаем тоже сами. Думаю, сто книг – вполне достойное количество. Десять получите вы, остальные остаются у нас для продажи. Если хотите, можете выкупить и забрать оставшиеся экземпляры. Сейчас мы составим договор, а местный нотариус его заверит.

Томас с корзинкой, полной зелени, тишайшим образом стоял в сторонке и рассматривал корешки переплётов на полках. Хагг поймал себя на мысли, уж не выискивает ли тот запрещённые или еретические труды.

– Меня мало интересуют книги, я вполне удовлетворюсь деньгами, – несколько торопливо сказал Золтан. – Одной книги мне хватит, ещё одну я хотел бы передать автору. Итого две.

– Если это не п-покажется наглым, – вдруг вступил в разговор брат Томас, – я хотел бы п-попросить экземпляр и для меня.

– Тогда три, – решил Золтан. – Три книги меня полностью устроят.