Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Повисло молчание. Наконец Рейно Моргенштерн откашлялся и взял слово.

– Мы… – нерешительно проговорил он, косясь на Йоста. – Видите ли, герр капитан, мы как бы держим путь в другую сторону.

– В другую? – возмутился капитан и грохнул кружкой по столу. – Чёрт возьми! Это куда «в другую»? Здесь одна дорога, вашу мать, та, по которой вы сюда припёрлись! Если вы идёте не по ней, тогда вы, стало быть, идёте помогать этим проклятым гёзам. N’est ce pas? [101] Не так ли? ( фр. ) Отвечай немедля, именем короля, ты, canaille! А не то я прикажу своим ребятам, и они покажут вам, кто прав!

«Ребята», которые и так неодобрительно поглядывали в сторону гистрионов и прислушивались к разговору, перестали жевать и потихоньку потянулись к шлемам и мечам. Запахло дракой.

И тут неожиданно встал Йост.

– Да чего вы так раскричались? – миролюбиво сказал он. – Мы и так бы согласились ехать с вами, что уж. Нам ведь всё равно, где выступать. А только вы сами говорите, что которую неделю вам не платят жалованье, какой же нам резон играть за просто так?

– Parbleu! – возмутился тот. – Это солдатам короля не платят жалованье? Да ты, наверное, рехнулся! Кто тебе сказал такую чушь! Молокосос, да что ты знаешь о солдатах короля! Если вы хоть на что-то годитесь, голодными не будете. А если нет…

– В таком случае мы едем с вами, – поспешно сказал Йост, посмотрел на Моргенштерна и повторил с нажимом в голосе, опережая возражения: – Мы едем.

– Тогда пейте! – приказал капитан. – Эй! Трактирщик! Неси выпивки! И пейте все! Все пейте за здоровье его светлости!

– Да здравствует герцог! – закричал солдаты.

Забулькало вино. На миг над столами опять повисла пауза, солдаты встали с кружками в руках и выжидательно смотрели на притихших музыкантов. Даже Йост заколебался и не знал, что сказать.

– Отчего ж не выпить? – прозвучал вдруг от окна спокойный голос ван Хорна, который доселе сидел и молчал. – Ведь за здоровье выпить никогда не грех. Тем паче если это господин наместник, который, как я слышал, чувствует себя неважно. Так выпьем же за это! Так ведь? Верно, да?

Гистрионы переглянулись, встали и молча осушили кружки.

– Во что вы снова меня втянули, signor Йост? – наклонясь к поэту, прошептал Карл Барба. – Мне это совсем не нравится!

– Не спешите паниковать, всё ещё образуется, – попытался успокоить его поэт.

– Образуется?!

Маркитанты – два дородных мужика и взъерошенная тётка лет сорока – сидели у камина и сосали вино в ожидании заказа. Солдаты заливали в глотки пиво и кромсали холодного индюка, злосчастный капитан уже присоединился к ним и только изредка поглядывал на музыкантов или за окошко. Некоторое время поэт и кукольник молча созерцали эту картину, наконец Йост вздохнул.

– В конце концов, это всего лишь публика, – сказал он. – Солдаты тоже люди. В вашем репертуаре найдётся какая-нибудь скабрезная пьеска?

– Per Bacco, о чём вы думаете! – возмутился Барба. – Какая пьеска? Мы же лезем чёрту в пасть! Какой резон? Как вы теперь сумеете отдать повстанцам деньги? Да если только кто-нибудь прознает и проговорится, нас повесят в тот же миг! Что тогда будет с детьми?

– Орите потише. Как раз за них я более-менее спокоен. К тому же мы далеко от Брюгге. Вряд ли здесь кто слышал о кукловоде и девочке с синими волосами.

– Нет, но если…

– Если Бог с нами, то кто против нас?

– Это твой дом?

Сусанна стояла на лестнице и озиралась. Жуга замедлил шаг, остановился на ступеньках, обернулся и посмотрел на девочку так, будто видел её впервые. Взгляд его приобрёл загадочное выражение, словно вид сверху пробудил в травнике забытые воспоминания, не то приятные, не то наоборот. Сусанна смутилась, покраснела и принялась теребить передник.

– Когда-то здесь жила одна женщина, – сказал Жуга. – Но теперь он мой.

– А где та женщина?

– Ушла.

Он скрылся за дверью. Девочка последовала за ним.

Цурбааген встретил их дождливой моросью, сонными стражниками, пустыми улицами и распахнутыми воротами. Все вымокли и устали, хорошо, что хоть Сусанна ехала верхом. Серый конь Альбины ступал тяжело, понурив голову; всем было ясно, что обеспечить ему должный уход и кормёжку собственными силами невозможно. Травник предложил продать его, но эту идею Рутгер с гневом отверг. В итоге компания завернула на ближайший постоялый двор, где Жуга уплатил пару монет и препоручил рысака заботам конюха, после чего забрал поклажу, и дальше они двинулись пешком. Было тихо и безлюдно. Редкие прохожие их сторонились. Травника это устраивало. Не встретив препятствий, волк, девочка и рыжий травник пропетляли в лабиринте узких улочек, каналов и мостов и наконец, промокнув до нитки, вышли к северным окраинам, где стоял неприметный двухэтажный дом, окружённый каменным забором. Было видно, что за домом не присматривают: окна были в чёрной плёнке угольной копоти, черепица обветшала, штукатурка кое-где осыпалась, дорожки поросли травой, тумба солнечных часов покосилась, скамейка заржавела. Но внутри дом был ещё крепок – Сусанна убедилась в этом, как только Жуга вынул из-под камня ключ, и они вошли. Рутгер, снова в образе белого волка, ощерил клыки и заворчал, не желая переступать порог, но травник потрепал его за холку, что-то на ухо сказал, и тот подчинился. С его шерсти стекала вода, на полу оставались мокрые следы.

– Замёрзла?

– Да.

У девочки зуб на зуб не попадал.

– Сейчас обогреемся, – сказал Жуга, ставя в угол посох и снимая намокший плащ. – Садись в кресло, я схожу в подвал, принесу угля. Ничего не трогай.

– А он… – открыла было рот Сусанна, глядя Рутгеру в глаза, и не закончила фразы.

– Он тебя не тронет. Он обещал.

Девочка осталась одна. Белый волк прошёл к камину, несколько мгновений всматривался в его чёрное жерло, с неодобрением обнюхал старый пепел, фыркнул и улёгся, положив на передние лапы лобастую голову. Сусанна огляделась.

Было темно и холодно. Окна были наглухо занавешены тяжёлыми портьерами (неслыханная вольность по нынешним временам). На подоконнике стояли кадки и горшки с засохшими растениями. Вдоль стены, до потолка, тянулись полки, полки, длинными рядами на них громоздились книги, свитки, раковины, книги, пыльные кораллы, снова книги, камни и разнокалиберные банки синеватого стекла с неясным содержимым. Заинтересовавшись, девочка подошла поближе и вздрогнула, разглядев за выгнутыми стенками какое-то морское существо, казалось, целиком состоящее из щупальцев, когтей и белых кольчатых присосок. Она бросила взгляд на другие банки, но везде было то же самое. Существа были мертвы и заспиртованы. Что до книг, то все они были толстые, в переплётах с тиснением. Сусанна никогда не видела столько книг. Она провела рукой по корешкам, посмотрела на ладонь и снова вздрогнула: дом отсырел и был заброшен, на ковре и обоях расползались пятна плесени, однако на книжных полках – ни пылинки. «Лучше в самом деле ничего не трогать», – рассудила девочка, прошла до кресла, осторожно пощупала его и погрузилась в кожаные скрипучие глубины. Погрызенные мышами старые подушки сипло выдохнули, прорехи встопорщились конским волосом. Заклубилась пыль. Сусанна оглушительно чихнула и вытерла нос. Украдкой взглянула на Рутгера. Волк глядел на неё снизу, мрачно и с неодобрением. Лицо наёмника, обычно неподвижное, в животном облике вдруг обрело скупую и пугающую мимику – влажный блеск ноздрей, подёргивания чёрных губ, движение бровей. На шее у него болтался на верёвке нож из жёлтой бронзы с кольцом вместо рукояти и какой-то надписью на лезвии. Увы, читать Сусанна не умела.