Вадим Панов - Прошлое должно умереть

Довольно большая и шумная толпа, отвлекающая на себя все внимание полиции. Люди плотно облепили ограждения и громко кричали, надеясь услышать ответы от каатианского посланника дер Саандера, а точнее – от его жены Лилиан, поскольку вся Кардония знала, что именно Лилиан сумела уговорить лидеров враждующих партий сесть за стол переговоров. И благодаря ей на планете, возможно, не начнется гражданская война. – Вы еще верите в успех переговоров? – Почему вы не уехали? – Будет ли война с Лингой? Лайерак не слышит вопросов. Он улыбается.

Остальные каатианцы давно прибыли, ожидают посланника во Дворце, по лестнице торопливо спускается парочка мужчин в сюртуках Дипломатической службы, но их можно не брать в расчет. Настоящие противники внизу: четверо телохранителей, успевших окружить роскошную «Колетту Витарди» посланника, да десяток полицейских. Полицейские сосредоточены и хмуры: им уже рассказали о покушении на Махима. Полицейским имеет смысл утроить бдительность, но толпа мешает. Полицейским кажется, что опасность может прийти из толпы.

В принципе, правильно кажется.

Лайерак улыбается.

Полицейских и телохранителей в три раза больше, чем солдат свободы, но это ничего не значит: они уже проиграли.

Потому что Огнедел твердо решил выиграть.

Лайерак встает из-за столика летнего кафе и неспешно движется к Дворцу. Лайерак выглядит заурядным зевакой, и лишь объемистый саквояж в левой руке слегка выбивается из образа. Но кто подумает, для чего зеваке саквояж? Кто обратит внимание на такую мелочь? Верзийский жандарм обратил бы, лингиец из тайной полиции обратил бы – их обучают бороться с террористами, а вот на Кардонии таких профессионалов нет.

Здесь безопасно. Лучшее место во Вселенной, чтобы поменять ход истории.

Лайерак улыбается.

Из лимузина выходит красивая молодая пара: мужчина в треуголке и строгом сюртуке, посланник дер Саандер, и женщина в голубом, его жена. Мужчина выходит первым, подает даме руку. Она что-то говорит. Они улыбаются.

И Лайерак улыбается, на ходу расстегивая саквояж и доставая «Брандьер».

Все взоры устремлены на посланника и его прекрасную жену.

Полицейские отдают честь.

Встречающие начинают громко говорить, они мрачны и совершенно растеряны. Наверное, рассказывают о покушении на Махима. Мрачные встречающие, возможно, предлагают отправиться в безопасное место. Но посланник не успевает ответить.

Первый выстрел.

Первый крик. В нем больше удивления, чем страха.

Полицейские и телохранители еще ничего не понимают, встречающие разевают рты, дер Саандер поворачивается. А его жена бледнеет.

В толпе четыре парня с револьверами, и потому за первым выстрелом сразу же звучат три. А потом снова четыре, на этот раз залпом. Кто-то из телохранителей падает, кто-то прячется. Встречающие бросаются прочь, полицейские лезут в толпу. А молодой посланник закрывает собой жену.

Пытается закрыть.

Бесполезно.

Лайерак с наслаждением выстреливает в каатианца из «Брандьера» и громко смеется, когда мощный алхимический снаряд швыряет жертву на лестницу.

– Нет!

Женский крик. Пронзительный, однако его заглушает дикий вопль вспыхнувшего факелом мужчины.

– Фредди!!

Но от горючей смеси не отмыться.

Вопли, выстрелы, вопли – музыка огненных представлений. Трещат револьверы, но подлинная красота происходящего не в них. Револьверы обрамляют явление «спичек», людей-факелов, людей огня… Огонь очищает. И не случайно именно в огне рождается Новый Герметикон. В муках и с воплями. С выстрелами и снова – воплями.

В огне.

Лайерак стреляет в женщину, а затем – в убегающего полицейского.

«Всякая власть преступна!»

Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.

«Всякая власть должна быть уничтожена!»

Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда, – в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».

А потом помощники тянут Огнедела в переулок, к машине.

– Я изменил мир!!

На ступенях Дворца Конфедерации пылает молодая пара.

– Вы слышите? – смеется Лайерак. – Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!

– Это и есть твой самый страшный кошмар? – тихо спросила Тайра.

Но спросила не сразу после того, как лежащий на кушетке Помпилио открыл глаза. Опытная ведьма подождала, позволила адигену осознать происходящее и вернуться в реальность, и лишь после этого задала вопрос.

– Кошмар – это плохой сон, – медленно ответил мужчина, глядя в потолок. – А эта история была. Я не видел ее своими глазами, но много говорил со свидетелями и знаю, что все было именно так. Я восстановил каждую секунду того преступления, и вижу его, как в синемотографе – с разных ракурсов.

– Зачем? – вырвалось у женщины.

– Чтобы помнить, – спокойно ответил Помпилио.

– Ты убиваешь себя.

– Умер я там, ведьма, на ступенях дворца.

– Ты так сильно любил Лилиан?

– Ты не представляешь, как, ведьма, не можешь знать…

– Уже представляю, – обронила Тайра.

– Тогда к чему вопрос?

– К тому, что все немного не так.

Он помолчал, продолжая смотреть в потолок, затем спросил:

– Что не так?

– Я привыкла видеть страх внутри людей, – сказала спорки. – У каждого есть нечто, что пугает его до колик, а тебе плевать… На все плевать, даже на себя. Я подумала об этом, когда увидела тебя в Фоксвилле, с петлей на шее. «Парнатур» приближался к городу, я стояла на капитанском мостике, смотрела на тебя через подзорную трубу и отчетливо видела твое лицо. И видела, что тебе плевать, останешься ты жив или умрешь.

– Нет, – перебил ее Помпилио. – Я не могу умереть, не отомстив.

– Ты напрасно думаешь, что оживешь, убив Огнедела, – прошелестела Тайра, прикасаясь кончиками пальцев ко лбу адигена. – Ты будешь мертв до тех пор, пока внутрь тебя не вернется страх. Пока не появится то, за что ты станешь бояться. Или тот, за кого ты станешь бояться. Страх – презираемое чувство, Помпилио, но если его нет – ты сумасшедший.

Несколько секунд адиген обдумывал слова Тайры, а затем усмехнулся:

– Не следовало пускать тебя в голову, ведьма.

Но фразу произнес без зла. Показал, что доволен разговором: трудным, но очень нужным.

Они находились в тайной резиденции Младшей Сестры на Фархе: на том же континенте, что и колония, но в двухстах лигах южнее, там, где не росли мегатагеновые леса, а значит, в ближайшее время не появятся люди. Резиденция расположилась в небольшой горной долине и состояла из поселка для обслуги и большого дома – на другом берегу озера. Тайра, как заметил Помпилио, ценила одиночество, и, кроме них, в большом доме никого не было, даже слуги уплыли в поселок.