Стивен Дональдсон - Внутренняя война. Том 1 [litres]

Вы не любите каких бы то ни было жрецов, – принц говорил уверенно, но в голосе его не было силы. Скорее, он казался испуганным. – Вы не правы. Архижрец больше , чем его ученики. Он мудрее . И он проповедует мир. У нас сейчас нет мира. Мы в союзе с Амикой, но Вы не можете притворяться, будто у нас мир . Даже Вы , брат. Вы не можете притворяться, что у нас мир.

Выслушайте его только один раз . Позвольте ему выступить на Вашем совете только один раз . Тогда его цели разъяснятся. – Чтобы сохранить равновесие, Лоум оперся о спинку скамьи впереди себя. – Вы поймёте, насколько были не правы.

В зале повисла тишина. Наконец земский начальник Эрепос, многозначительно указывая взглядом на Лоума, произнёс:

– Ваше Величество?

Уверенность принца сразу же улетучилась.

– Ваше Величество, – повторил он тихо.

Тем сдержанным тоном, который всегда восхищал Эстию, король Бифальт ответил:

– Вы знаете моё мнение, брат. Я не буду его повторять.

Затем он повернулся к королеве:

– Но, может быть, у моей королевы-консорта появились какие-нибудь новые мысли? Мы уже обсуждали этот вопрос. Что вы сейчас скажете на просьбу принца Лоума?

Эстия уже отбросила намерение подразнить мужа. Сейчас было не время для капризов нелюбимой жены. Сейчас должна была появиться королева Амики.

Самым спокойным тоном, на который только она была способна, королева обратилась к Лоуму:

– Ответьте на один вопрос, Ваше Высочество. Что бы Вы сказали, если бы в тайном совете короля появился представитель нуури? Вы бы прислушались к его мнению?

Скрытый темнотой, принц Лоум изумлённо уставился на королеву, но не произнёс ни слова.

Эстия дала ему немного времени, чтобы собраться с мыслями. Когда стало понятно, что он не намерен отвечать, королева продолжила:

– Тогда я скажу, что думаю о вашем предложении.

Я не вижу угрозы ни в жрецах, ни в чужаках. В мире много народов, и у каждого своя мудрость. Чужак может многому научить нас.

Но я придаю большое значение приватности. Тайный совет короля Бифальта или мой тайный совет недаром носят такое название, там рассматриваются вопросы, не касающиеся чужаков. Каждый на таком совете может без страха высказаться и каждый выслушает другого. Там высказываются мечты и сомнения, обсуждаются вопросы и идеи, которые нельзя высказать или обсудить прилюдно, потому что они могут породить слухи и посеять смуту.

На заседании тайного совета любой чужак станет только помехой. Пригласить туда любого из жрецов, даже самого архижреца, будет решением безрассудным . Это касается и советов Беллегера, и советов Амики.

Король Бифальт не выглядел уже таким суровым – поразительно быстро лицо его разгладилось. Он встал и – на этот раз уже твёрдо – сказал принцу Лоуму:

– Вам ответили, брат. Миледи требуется срочно покинуть нас. Если вы недовольны, переговорите со мной наедине. Это заседание окончено.

Король официально поклонился своей жене, не глядя ей в глаза. Королева ответила реверансом, и Бифальт, развернувшись, покинул помост, направившись к коридору, ведущему в его покои.

Изо всех сил стараясь следовать официальному этикету, как и её муж, и не выдать своих чувств, королева Эстия развернулась, чтобы уйти. Но прежде не смогла удержаться от того, чтобы в последний раз окинуть зал взглядом.

Принц Лоум упал на скамью. Но тут же вскочил на ноги и бросился к выходу. Его брат Джаспид отступил назад, освобождая проход для других. Он смотрел на Лоума с улыбкой, одновременно сардонической или грустной. Земский начальник Эрепос ухмылялся. Прежде чем покинуть зал, он церемониально поклонился королеве-консорту.

А вот Элгарта и магистра Фасиль не было. Они так и не пришли сегодня.

Как же нуждалась в них Эстия, королева Амики!

Элгарту нельзя было медлить, именно поэтому он шёл нарочито медленно, словно прогуливаясь просто так, без цели, он не мог направиться прямиком к месту назначения, не мог ускорить шаг. Спешащих легко заметить, особенно ближе к вечеру, особенно в местах, пользующихся дурной славой. Вот если бы в Отверстой Длани уже зажглись немногочисленные фонари и рабочие, привыкшие за свою жизнь к неизменной грязи вокруг, потянулись бы с работы домой, к своим семьям, или в таверны по двое, по трое и большими компаниями, тогда можно было бы и прибавить шагу. Но сейчас Элгарт не столько шёл, сколько крался по улицам и переулкам. Он избегал любых встреч, если это было в его силах.

Именно поэтому он надел сегодня неприметную коричневую рубашку с рваными рукавами, слишком короткие для его роста заляпанные штаны и потрёпанные сапоги с дырками в складках голенищ. Но была у него одна черта, которая сразу бросалась в глаза – длинный шрам, разделявший лицо надвое, и Элгарт попытался спрятать его под широкими гибкими полями мятой шляпы, правда, и они не закрывали шрам целиком, поэтому он ходил, опустив голову. Его поле видимости заметно сузилось, да что там, со стороны казалось, что он едва может разобрать дорогу, но это было ему даже на руку: в той части Длани, где он изволил гулять под конец тяжёлого трудового дня, любой косой взгляд на встречного частенько приводил к большим неприятностям. Никто из тех, кто встречал его на своём пути, даже не догадывался не только о его настоящем положении в столице, но и о такой мелочи, как проволочная гаррота вокруг талии, под поясом, или кинжал у левого предплечья под рукавом – всё это было надёжно спрятано.

Привлекая к себе как можно меньше внимания, Элгарт отмечал всё, мимо чего проходил. Эта способность была его неоспоримым преимуществом, как и умение видеть из-под края шляпы – у него это получалось лучше, чем кто-либо мог предположить, – а также острый слух, который не притупился несмотря на годы, проведённые на стрелковой службе. Многих, кто проходил мимо, он успевал не только хорошо разглядеть, но и запомнить. Он слышал обрывки будничных разговоров и недовольное ворчание людей, полагавших, что в толпе можно остаться наедине друг с другом: мужчины и женщины обменивались сплетнями, торговцы хвастались прибылью за день или жаловались на убытки, бандиты шёпотом обсуждали своих прошлых или будущих жертв – тирады, ходатайства, наставления, советы, предупреждения. Некоторые беседы были совершенно невинны, некоторые попахивали предательством, но по большей части и те и другие были безвредны. Городской воздух был пропитан запахами: открытые стоки, зловонные испарения от мусора, завсегдатаи таверен, пропитанные перегаром, или модницы, пропитанные приторным ароматом духов. Элгарт знал, когда отойти от пошатывающегося пьянчужки, когда оттолкнуть плечом прилипчивого торговца. А когда следовало коснуться своей шляпы, приветствуя особу знатного происхождения или просто вспыльчивого характера. Изредка он проходил мимо кого-нибудь из знакомых. В таких случаях прикосновение к шляпе было знаком того, что Элгарт не мог остановиться, чтобы поговорить.