Лариса Бортникова - Зеркальный гамбит [сборник litres]

Я стоял у окна и смотрел, как садовник (другой, а не тот, кого я так любил копировать в детстве – тот давно уже умер) стрижет акации.

– Ну? Мы уже устали ждать. Что дальше, Тино? – Ви ходила из угла в угол, изображая нетерпение.

– В полдень всё случится! Твоя тала, Ви! Наша тала, – я осторожно положил на рычаг трубку параллельного с отцовским телефона. Когда тебя считают идиотом, можно делать удивительные вещи.

Дон Карлиони уже садился в свой мулизин, когда испуганный капорегиме протянул ему записку. Записку капорегиме передала лиса-фурри, неясно каким образом оказавшаяся в это время дня в городе.

«Па. Если ты не придёшь немедленно, они меня подожгут. Иди за лисой, она знает, где я нахожусь. Твой сын Тино».

Старик долго смотрел в бумажку, как будто заново учился читать. Потом подозвал консильери и надолго, слишком надолго для великого Дона закашлялся.

– В чем дело, дон? Что случилось?

– С Тино беда. Кхаххаа… Он попал в переделку. Надо ехать. Надо спасать сына. Или его кхаххаааххх… сожгут! Я вынужден пропустить Большой Совет, Пепито. Я должен! Это мой сын.

– Нет! Если вы пропустите Совет, то это конец! Конец! Никто больше не поверит слову Карлиони. Понимаете? – Джузеппе покраснел, его лоб взмок так, что, казалось, ещё чуть – и пот закапает на плитку патио.

– Я поеду, Пепе. Ты не спорь со мной, ладно? – в голосе дона не было угрозы, но Джузеппе отчего-то вдруг отступил назад и замолчал. – А ты бери другую машину и езжай на Совет. Скажи, что дон Карлиони передал тебе все полномочия. Теперь ты – дон.

Дон Карлиони посмотрел на свою руку и быстро, не задумываясь, снял перстень, который носил не снимая уже пятьдесят лет.

– Держи. Так даже лучше.

Джузеппе шевелил губами и смотрел то на перстень, лежащий на широкой ладони плотника, словно девочка в постели старика, то на удаляющийся мулизин.

В каморе дуло. Я даже пожалел, что не взял свитера. Не для себя – для отца. Странно, но этот свитер беспокоил меня больше всего остального. Не слишком, но всё-таки.

– Уверен, что твой папуля приедет? – сверчок притулился на полу возле нарисованного очага.

– Да.

– Хочешь, расскажу тебе одну вещь?

– Чего? – я вдруг понял, что могу его сейчас ударить. И это ощущение напугало меня так сильно, что я испугался ещё больше…

– У истинных есть легенда. Про город весёлых безумцев. Тебе она понравится.

– Говори, – процедил я.

– После смерти истинные попадают не в рай или ад, как люди, а в город весёлых безумцев. Это место, где каждый истинный может выбрать, кем ему стать – человеком или зверем. Так вот говорят, что в городе весёлых безумцев нет ни одного зверя. Ни одного! Представляешь? Вот ведь безумцы. Вместо того чтобы выбрать очевидное благо, выбирают зло. Человеком. Кто в здравом уме хочет стать человеком? Глупости. Фарс.

– Молчи, – я прислушался. На улице раздался скрип тормозов, и кто-то отчаянно заколотил в дверь.

– Тино! Ты здесь? Ты здесь, мальчик мой?

– Безумец! – ухмыльнулся сверчок и одним прыжком скрылся за холстом.

Отец ворвался в дверь, оттолкнув норовящую просочиться первой Лизу.

– Что они с тобой сделали? Ты жив? Ты как? Кто тебя выкрал? Как я счастлив, что с тобой всё в порядке, сынок.

– Погоди, – я хотел отстраниться, но вместо этого позволил отцу обнять себя. А потом Лиза ударила его по голове поленом. Думаю, именно из такого полена когда-то отец и выстругал меня.

– Тащи старикана в пещеру, живо, – сверчок ухмылялся.

В пещере оказалось ещё холоднее, но, кроме отца, этого никто не чувствовал. Ведь среди нас только он был человеком. Слабым, старым, глупым и смешным.

– Если бы я сказал раньше, ты бы не поверил. Ты никогда в меня не верил, – я говорил это тихо, но отец от каждого моего слова бледнел, словно от пощечины. – Я хочу не просто спасти твою империю. Я хочу, чтобы Карлиони стали вечными хозяевами Норка. И поэтому сделаешь то, о чем я тебя попросил. Ты настоящий мастер. Великий мастер.

– Тино. Не понимаешь ведь, что творишь…

– Не спорь. Я принес сюда все инструменты. Если что-то надо достать – скажи.

– Тино!

– Ты никогда ничего для меня не делал! Я первый раз в жизни прошу тебя. Сделай это если не ради Семьи, то ради меня.

– Хорошо, сын.

Великого дона больше не было, был очень старый кукольник. Он сидел на низенькой табуреточке, согнувшись в три погибели, а куклы подходили к нему по очереди. Первый, второй, третий…

– Как тебя зовут? – спрашивал кукольник папа Карло.

– Пусть будет Буратино, – отвечала кукла.

– Как тебя зовут?

– Буратино…

Умело и быстро он правил их тела и лица, дорисовывал, стирал, подпиливал, подкрашивал, наращивал бока и надставлял бедра. Я заранее запасся фотографиями из городских газет, но, оказалось, память старого мастера и так помнит каждую деталь, каждую чёрточку, каждую ямочку и морщинку. Ему не нужны были шпаргалки, он творил по памяти, и в первый раз я по-настоящему восхищался им. Может быть, я даже его любил. Как мог, разумеется.

Четырнадцатый… Пятнадцатый.

– Пора закругляться, – сверчок сполз к нам со своей перекладины.

– Сейчас. Остался только я, и можно двигаться. Баззи с ребятами удержит ситуацию до утра.

– Как тебя зовут? – спросил отец, не глядя в мою сторону.

– Буратино.

– Да-да. Конечно. Так кого из великих донов мы будем из тебя мастерить?

– Дона Карлиони, разумеется.

Он даже не вздрогнул. Нащупал стыки на моих запястьях и привычным движением потянул кусачками за скобу.

– Мы торопимся, па. Ты, когда закончишь со мной, пойдёшь вверх по лестнице, там по перекладине до выступа в стене. Дальше можно попасть прямо в дом. Понял? Осторожнее там. Не споткнись.

Отец молча кивнул, принялся собирать ненужные уже инструменты. Я попробовал ощутить раскаяние, но ощутил лишь скуку.

Бойцовые коты пропустили наш фердик на территорию резиденции Аффатто.

– Вот твой новый дом, – кивнул я Ви. – Нравится?

– Ничего местечко. Приличное, – пробасила она и потерла непривычную ещё родинку на щеке.

– А у меня домик тоже не хуже, я там, кстати, уже бывал. Бородач любил собачек, – бывший плюшевый пудель запустил пятерню в роскошную бороду и рассмеялся густо и страшно. – День добрый, господа. День добрый. Как рыбалка?

Пятнадцать крёстных отцов с ужасом смотрели на свои точные копии, пытаясь мычать сквозь тугие кляпы. Через два часа их – уже неживых – погрузили в фердик, уложив в аккуратную поленницу. Я подумал, что старина Пепито наверняка доволен, его закопают в хорошей компании.

– Дон Карлиони, вы готовы ехать? – мой новый консильери, сверчок-фурри почтительно открыл дверцу мулизина.

– Да… Поблагодари от моего имени бойцов.