Вик Джеймс - Сияющие руины [litres]

Кто-то подошел, нависая над ним. Черные брюки. Черные волосы. Астрид Хафдан.

Тыльной стороной ладони она наотмашь ударила Люка по лицу, повалив его на пол.

И тут она взвыла и присела на корточки, обеими руками сжимая свою голову.

Люк повернул голову. Глаза затуманились… или сгустился золотой туман?

«Боуда, – обеспокоенно позвал мужской голос. Этот мужчина. Люк не мог вспомнить его имя. – Боуда!»

Раздался выстрел. Мужчина закричал и рухнул на пол, сжимая колено. Он рыдал, стонал, вопил. Люк никогда не слышал, чтобы кто-то поднимал такой шум.

К мужчине подошел Собака с пистолетом в руке. Он нацелил пистолет на другое колено и снова выстрелил. Человек вскрикнул и затих.

Собака присел рядом с Люком, опустив пистолет.

– Ты в порядке? – прохрипел он. – Держись, парень. Вы оба с ним – молодцы. Смотри. Тебе это понравится.

Собака осторожно поднял голову Люка и повернул ее в другую сторону. Люк почувствовал, как кровь Сильюна стекает с его лица. Ее тонкие струйки щекотали ноздри и плотно сжатые губы, затекали в глаза. Он разлепил губы и облизнул их. Люк был рад, что поцеловал Сильюна Джардина до того, как убил его, хотя в клубившемся в голове тумане уже не мог найти причину, зачем он это сделал.

Совсем не так и не потому, как он убил канцлера Зелстона под давлением лорда Рикса. Никто не принуждал его вонзать нож в шею Сильюна.

Люк сделал это по доброй воле. Потому что была на то какая-то причина. Ради чего-то благого. Но боль в животе усилилась настолько, что его мозг отказался мыслить логически.

Собака сидел верхом на человеке, лежавшем справа от Люка, на человеке были очки. Крован? Он слабо боролся, но колени Собаки плотно прижимали его руки к бокам. Он приподнял колено, высвобождая одну руку. Кисть взлетела в воздух и затрепетала, Собака поймал ее, как птицу. С удивительной деликатностью он сломал мизинец. Потом еще один палец. И еще один. Это невозможно. Рефлексы человека с таким сильным Даром должны были защитить его. Но Сильюн что-то сделал, или это он, Люк, что-то сделал, или, может быть, они оба. И теперь это стало возможно.

Когда Собака перебрал все пальцы и выпустил руку-птицу, она со сломанными крыльями безвольно упала на пол. Собака взялся за вторую руку и сделал то же самое и с той же деликатностью.

Собака обещал, что, если он будет смотреть, ему понравится. Но Люку не понравилось. Все, что здесь происходило, ему не нравилось. Почему сильный всегда причиняет боль? Разве нельзя обойтись без этого?

Яркий вихрь плотного золотого света медленно вышел из груди Крована. Свет поднялся вверх и, описав дугу, упал где-то за головой Люка – уже не видно. Собаку это, похоже, нисколько не смутило и не обеспокоило. Он снял очки с Крована и нажал двумя большими пальцами на глаза. Крован взвизгнул, и его пятки забарабанили по полу.

Люк закрыл глаза. Он не хотел этого видеть.

Кровь Сильюна уже остыла, а боль в животе сделалась нестерпимой. Там будто что-то надувалось до немыслимых размеров. Потом лопнет?

Он положил руку на живот и застонал.

Золотая дымка сгущалась. Она сделалась такой яркой, словно комнату охватило пламя. Костер на берегу в Фар-Карре. Люк ощутил запах древесного дыма и моря. Они с Силом сидят, соприкасаясь коленями, а с другой стороны костра – король.

И внутри пламени – дверь.

Люк открыл глаза, пристально вглядываясь в сверкающее сияние. Если он будет смотреть долго, он, возможно, увидит, как откроется дверь.

И он смотрел.

И смотрел.

Но двери не было.

Свет был слишком ярким, и он уже не мог его выносить, он снова закрыл глаза и остался так лежать. Сколько времени прошло, он не знал. Почувствовал только руки, которые взяли под плечи и под колени, кто-то поднимал его. Последнее, что Люк услышал перед тем, как отключиться, был хриплый голос Собаки:

– Давай. Время уносить ноги. Я обещал ему.

Прошла неделя, но они ничего не сказали о том, что произошло. Не выступили перед общественностью. Не сделали публичного заявления. Но и простолюдины не привыкли видеть, чтобы Равные по поводу и без демонстрировали свой Дар.

Существовали и другие источники власти. Богатство. Капитал. Владение землями. Унаследованное преимущество, начиная от школ, открытых только для Равных, до их физической красоты и интеллектуальных способностей, культивируемых поколениями династических браков.

Все эти источники власти по-прежнему принадлежали Равным.

И все это было ничтожно по сравнению с тем, что они потеряли.

Боуда завернулась в кашемировый халат своей сестры – она велела прислуге достать его из упакованных в коробки вещей Дины, потому что здесь действительно было холодно, – и смотрела вниз из окна башни, где находились апартаменты канцлера.

Там, где когда-то стоял Дом Света, теперь лежала груда обломков. Она видела, как драконы, ожившие по воле Мидсаммер, разрушили его, и до последнего момента не верила, что у этой девчонки достало на то наглости и смелости. «Я же дала вам список целей, которые можно уничтожить», – хотелось ей тогда крикнуть Мидсаммер. Офисные небоскребы. Посольства. Разве этого недостаточно?

Оказалось, недостаточно. Мидсаммер хотела уничтожить не просто здание, а символ.

Но уничтожила ли она Дар?

Разрушение Дома Света отняло Дар у Боуды и у всех Равных в стране? Если так, то почему это не произошло в тот же момент? Вместо этого золотое облако повисло над руинами. Дом Света исчез, но Дар не ушел вместе с его разрушением.

Может быть, это произошло в тот момент, когда Крован пытался отнять Дар у Гавара? Возможно, это действие было каким-то роковым образом усилено золотым облаком Дара, повисшим над руинами Дома Света?

Мог ли это каким-то образом сделать Сильюн Джардин? Маловероятно. Его, кроме Дара, ничего не интересовало. Он не мог желать его уничтожения. Тем более что он мертв.

Простолюдин? Тот террорист? Он так же безжалостно убил Сильюна, как застрелил Зелстона… и в тот самый момент – момент убийства – она это почувствовала. Почувствовала, как что-то вытягивается у нее изнутри. То, что последовало за этим, было настолько ужасающим, что она едва смогла это выдержать.

Из нее как будто вытягивали ярко сияющую нить, и тот клубок, что она ощущала как собственное «я», разматывался. И когда он размотался до конца, она сделалась пустым телом Боуды, из которого вытряхнули все. И в этом опустошенном теле она теперь находилась, удивляясь, почему оно, ее тело, не сдулось и не сморщилось, как воздушный шарик.

Знал ли тот мальчишка-убийца, что его действия приведут к такому результату? И если да, то откуда?

А где он сейчас? Он исчез вместе с человеком, чья униформа офицера службы безопасности помешала ей сразу узнать в нем собаку Гипатии. То, как это животное расправилось с Крованом, было отвратительно и ужасно.