Вик Джеймс - Сияющие руины [litres]

– Реформа? – Бхадвир подался вперед. – Когда что-то сломалось, в данном случае система правления страной, это не может быть реформировано. Это можно только утилизировать и создать новое.

– Позвольте мне выразиться яснее, – сказала Боуда, положив ладони на полированную поверхность стола. – Это и будет созданием нового. Я предлагаю демократию и прямые выборы. Я предлагаю отменить безвозмездную отработку. Но нам необходим переходный период, если мы хотим сохранить нашу страну сильной и удержать наши позиции на мировой арене. Некоторые изменения можно инициировать прямо сейчас. Например, мы немедленно приступим к улучшению условий жизни и труда в городах рабов.

– Как милостиво, – с явным раздражением произнесла Эмили. – Призрачные обещания выборов, улучшения условий. У нас есть право весь ваш класс судить за преступления против человечности. Разве вы этого не понимаете? Многие страны международного сообщества поддержали бы такой шаг.

– А многие нет, – отрезал Эстерби. – Япония и наши братья-конфедераты для начала.

– Вы думаете, что они возьмут вас под свою благородную опеку? – усмехнулся Бхадвир. – Отныне вы их худший из самых страшных кошмаров. Страна, где Дар – пуф! – и исчез в один миг.

– Достаточно, – возвысила голос Доусон, – Боуда права. Она сделала нам предложение, заслуживающее внимания. Что больше всего сейчас нам нужно – это отмена безвозмездной отработки и выборы. На решение остальных жизненно важных вопросов потребуется время, при условии, что страна не упадет в пропасть анархии и не потерпит экономический крах.

– Пора Равным искать лечение утраченного Дара, – съязвила Эмили.

Армерия Треско положила свою руку на руку женщины.

– Я видела страдания моего сына, – тихо сказала она. – От этой потери нет лекарства.

– Давайте послушаем, что еще, Боуда, ты хочешь нам предложить.

Доусон откинулась на спинку стула, и Боуда увидела в ней те же качества, что были присущи и ей, – любовь к стране, яростная готовность защищать интересы своего класса и… стремление к власти, к которой обстоятельства долгое время не подпускали ее.

Возможно, с этой женщиной ей стоит поговорить.

Возможно, перемены не должны быть столь грандиозными.

Боуда взяла свою папку и открыла ее.

– Мое предложение изложено здесь, – сказала она.

Был поздний вечер, когда Боуда спустилась в небольшую комнату, располагавшуюся на подземном этаже. Сюда перенесли тело Уиттема Джардина после того, как оно пролежало определенное церемониальными правилами время на развалинах Дома Света. Тела Равных теперь разлагались так же быстро, как и обычные, поэтому его поместили в эту комнату, которая раньше, до появления электричества, использовалась как холодильня.

Отсюда его отправят в Кайнестон. Похороны назначены на завтра. Но Боуда не будет на них присутствовать.

Она обошла тело, и волна чувств нахлынула на нее и закружила в водовороте – восхищение, обида, страх и тоска, но не по самому Уиттему Джардину, а по тому, что он собой олицетворял.

«Как хорошо, что ты не дожил до этого, – сказала она вслух. – Это бы тебя убило. Гавар сделал это на несколько часов раньше, только и всего».

На Уиттема Джардина уже успели надеть парик, прикрыв снесенную часть черепа. Из верхнего нагрудного кармана выглядывали уголки платка. Боуда достала его и сжала в кулаке, буря эмоций лишила ее остатков самоконтроля, и слезы горячим потоком хлынули из глаз и потекли по щекам.

«Я – последний канцлер, – сквозь рыдания выплескивала слова Боуда, – они дали мне пять лет, я буду работать вместе с избранным кабинетом министров, это будет переходный период. Мой портрет будет висеть рядом с твоим. Наконец-то среди вас появится первая женщина. А потом все поменяется. Будет премьер-министр, или президент, или кто-то еще. Может быть, выберут даже одного из нас. Не знаю. От старых привычек сразу тяжело отказаться. Они отнимут все наши заводы и фабрики, но наше поместье я им ни за что не отдам. Мы так и останемся элитой страны, нам просто нужно адаптироваться. Ты всегда говорил, что сильный, уверенный в себе политик никогда не идет на компромисс. Это было одним из твоих заблуждений».

– Наследница Боуда?

Она обернулась. Это был младший сотрудник Церемониального отдела, третий сын малоизвестного лорда. Боуда представила, как он большую часть своего времени проводит за тем, что чистит до блеска трубы, которые оповещают о входе канцлера в сессионный зал парламента. В последний раз они прозвучат во время ее введения в должность.

– Что нам с этим делать? – Мужчина отодвинул прислоненный к стене большой обломок деревянной доски. – Это единственное, что уцелело после разрушения Дома Света. Не знаем, должны ли мы отправить его в Кайнестон вместе с телом канцлера Джардина?

За отодвинутой доской Боуда увидела резную спинку кресла канцлера, некогда бывшего троном королей и королев. Он пережил монархию, а теперь и Равных.

Она подошла и провела пальцами по резьбе. Потемневшее и отполированное столетиями деревянное кресло покрывали вмятины и щербины после только что пережитого катаклизма, но причудливый рисунок резьбы все еще был различим: дракон, человек в короне, крылатая женщина с мечом, солнце в окружении звезд, волнистые линии. Вода или какой-то иной символ? Бессмысленные картинки из далекой примитивной эпохи.

Таким же образом запечатлеется в истории и правление Равных?

– Оно больше не нужно, – сказала Боуда. – Сожгите его.

Аби держала Дейзи за руку, а Дейзи – Либби, когда они смотрели, как из дома выносили три тела, каждое обернутое в алую с золоченой каймой ткань. Рядом с Либби стоял Гавар и поддерживал мать. Черная вуаль закрывала лицо женщины, которая не так давно потеряла родную сестру Эвтерпу, а теперь еще и мужа и двух сыновей.

Они стояли на высоком холме, Гавар низко наклонился, чтобы ответить на вопрос дочери.

Аби никогда не думала, что она вернется в Кайнестон. Вначале она не хотела сюда приезжать, боялась, что это вызовет плохие воспоминания и паническую атаку. Но Дейзи и миссис Гриффит убедили ее. Пожилая женщина осталась дома, сказала, что не хочет видеть, как предают земле тех, кого она нянчила с младенчества. И, кроме того, кто-то должен был присматривать за Люком. Несмотря на то что брат не пострадал, он так и не пришел в сознание с тех пор, как Собака вынес его из подвала Астрид, так и лежал в комнате в доме миссис Гриффит.

Аби вдохнула теплый июньский воздух. Приятно было находиться на свежем воздухе, она жадно хватала взглядом простор зеленого луга с кромкой леса вдали, сверкающую на солнце гладь озера, ловила ухом громкое воркование голубей. Кроме воды в озере, больше ничего в Кайнестоне не излучало блеск и сияние. Свет Дара больше не лучился сквозь стеклянные крылья дома и не подсвечивал стену поместья, только мох и патина времени покрывали старые поблекшие кирпичи. И ворота больше не исчезали в своем огненном великолепии, а стояли как обычные кованые.