Т. Баррон - Семь песен [litres]

Тоненькая, изящная рыбка, усыпанная зелеными и коричневыми пятнами, проплыла мимо. Я сразу понял, что это Риа – несмотря на то, что она находилась под водой не дольше меня, она двигалась с грацией настоящей морской обитательницы. Мы помахали друг другу плавниками в знак приветствия. Она издала что-то вроде покашливания, и я сообразил, что ее насмешил вид моего миниатюрного посоха.

В этот момент к нам медленно приблизился Бамбелви, таща за собой прицепившийся к хвосту кусок водоросли. Бубенчики, естественно, исчезли, но сомнений быть не могло: это был наш «шут». Отвисшие подбородки делали его похожим на угря, одетого в воротник с оборками. Сейчас он впервые в жизни был близок к тому, чтобы насмешить окружающих, хотя сам не имел об этом понятия.

Нашей главной задачей было приспособиться плыть рядом. Мы с Рией попеременно занимали позицию впереди отряда, а Бамбелви все время держался в хвосте. Со временем мы с Рией научились плыть, в совершенстве координируя движения. У нас появилось нечто вроде «шестого чувства», похожего на то, что помогает огромному косяку рыб держаться вместе. К вечеру первого дня мы с ней двигались почти как единое существо.

Где-то в глубине моей души зарождалось новое, доселе незнакомое ликование. Оно усиливалось по мере того, как мы проплывали через бескрайние леса водорослей, волнуемых подводными течениями, или прыгали через стремительные, могучие волны. Я ощущал на вкус чувства живых существ, доносившиеся до меня сквозь толщу воды: радость семейства дельфинов, усилия одинокой черепахи-путешественницы, направленные на борьбу со стихией, голод новорожденной актинии. И все же я ни на минуту не забывал ни о серьезности нашего положения, ни о своей неотложной задаче. Наслаждаясь возможностью побыть другим существом, чувствовать себя как дома в подводной стихии, я понимал, что чудесное путешествие – всего лишь способ сберечь время и спасти жизнь Элен. Но я пообещал себе, что если не погибну в этом приключении и действительно стану магом, а может быть, даже наставником какого-нибудь молодого короля или королевы, то обязательно разделю со своим учеником преимущества жизни рыбы.

Одним из таких преимуществ являлось огромное количество пищи, которую можно было найти в море. Пожалуй, море представляло собой один невероятный, невиданный, изобильный плавающий пир! День за днем я до отвала наедался насекомыми, яйцами, червями. Что касается Рии, она проявила большую сноровку в ловле вкусных крошечных лангустов. Бамбелви, хотя и питался в основном червями, тоже отведал множество чудесных морских лакомств.

В то же время мы старались не терять бдительности, чтобы самим не превратиться в лакомство для кого-то другого. Как-то раз я, миновав туннель со стенками из ярко-желтых кораллов, обнаружил на противоположном конце очень крупную и очень голодную рыбину, поджидавшую меня. Я стремительно рванулся прочь, но все равно угодил бы в зубастую пасть, если бы на сцене внезапно не появилось какое-то еще более внушительное существо, спугнувшее моего преследователя. И хотя я лишь мельком сумел увидеть морского обитателя, который невольно меня спас, мне показалось, что у него рыбий хвост и человеческий торс.

Шесть дней и пять ночей мы плыли на север, стараясь не терять направления. После заката морскую гладь озарял бледный свет растущей луны, и отблески его плясали на волнах. Но красота пейзажа не трогала меня. При виде серебряного полумесяца мне вспоминалось лишь лицо женщины, которую я боялся потерять навсегда. У меня оставалось меньше трех недель.

И вот, наконец, наступил момент, когда Риа резко свернула в сторону берега. Она привела нас к небольшой дельте, где пресная вода реки смешивалась с соленой морской водой. Я чувствовал, как к аромату соли и водорослей примешивается вкус чистой воды, образовавшейся при таянии снегов. Мы плыли вверх по течению до тех пор, пока ручей не сделался совсем мелким. Затем, собравшись с мыслями и сосредоточившись, я повторил приказ, который узнал от Квен.

А в следующий миг я уже стоял по колено в воде, весело плескавшейся на порогах, сжимая в одной руке посох, а в другой – руку Рии. Немного ниже по течению Бамбелви барахтался на заболоченном берегу ручья, кашляя и отплевываясь. Кажется, он забыл, что людям обычно не очень хорошо дышится, когда голова находится под водой.

Пока Бамбелви приходил в себя, мы с Рией стряхнули воду с одежды и волос. Заодно она объяснила мне, что, по ее мнению, эта речушка соединяет с морем озеро Лица. И уже через несколько минут мы снова отправились в путь, на этот раз пешком, вдоль берега ручья, который постепенно из илистого стал каменистым. Дорога шла в гору. Лиственные деревья, среди которых я узнал березу и ольху, росли почти вплотную к воде, и передвигаться в густом подлеске было довольно трудно. Всякий раз, когда Бамбелви пытался высвободиться из плена веток, цеплявшихся за его одежду, бубенчики, наполненные водой, издавали глухое бряканье.

Некоторое время спустя я остановился, чтобы отдышаться после тяжелого подъема. Заметив среди корней березы гриб с ворсистой шляпкой, я наклонился и сорвал его.

– Возможно, это прозвучит странно, – заметил я, откусив кусочек, – но я буду скучать по тем маленьким белым червячкам.

Риа вытерла пот со лба, усмехнулась и тоже сорвала себе гриб.

– Может быть, тебе удастся найти червячков в озере Лица.

– А почему у него такое необычное название? Ты не знаешь?

Она задумчиво жевала гриб.

– Некоторые говорят, это из-за его очертаний; если посмотреть сверху, оно напоминает человеческое лицо. Другие считают, что это из-за магии, заключенной в его водах.

– Какой магии?

– Легенда гласит, что, взглянув в озеро, ты окажешься лицом к лицу с истиной о собственной жизни. Иногда это бывает такая истина, которой лучше не знать.

Немного утолив голод, мы продолжили путь вдоль каменистого русла ручья, уходившего вверх, в густые заросли ольхи. Несмотря на то что мы постоянно спотыкались о корни и натыкались на ветки, мы почти не замедляли шага. Прошло несколько часов, и, когда мы совсем изодрали штаны и исцарапали ноги, ручей привел нас в уединенную долину, окруженную крутыми холмами, поросшими лесом. Воздух был насыщен острым, щекочущим ароматом сосновой смолы. Среди деревьев в свете солнца, которое давно миновало зенит, поблескивали выходы кварцевой породы.

В долине царила зловещая тишина. Я не слышал ни пения птиц, ни стрекота белок, ни жужжания пчел. Тщетно я прислушивался в надежде услышать какие-нибудь звуки, издаваемые живыми существами. Риа, угадав мои мысли, многозначительно кивнула.

– Звери и птицы сторонятся этого места. Но никто не знает почему.