Роберт Вегнер - Каждая мертвая мечта [litres]

Нельзя было не заметить улыбки Уваре Льва. Но и Кахель-сав-Кирху тоже улыбался, когда продолжал:

– Но у нас достаточно доспехов, шлемов, щитов и копий, чтобы вооружить три полных полка. И почти две тысячи прекрасных военных луков. И примерно три сотни кавалерийских коней и в несколько раз больше тягловой армейской скотинки.

Внезапно он сделался серьезным.

– Моя просьба, генерал, не изменилась. Мне нужен кто-то, кто отправится с посольством к Деане д’Кллеан. Кто сумеет говорить не только от нашего имени, но и от имени Империи. Мы не желаем с ней сражаться. Бо́льшая часть рабов из Коноверина уже у нас. Пусть она освободит остальных и позволит нам закончить дело с Хантаром. Мы отправимся в Гегхию, а потом… домой. Если позволит Великая Мать.

Кайлеан глянула на лицо Ласкольника. Ничего. Даже она ничего не могла по нему прочесть.

О чем он думал? Что планировал? Неважно. Кха-дар – это кха-дар. Знает, что делать.

Наконец генерал кивнул.

– Хорошо. Мы поедем. Но, прежде чем я стану говорить о вашем деле, я скажу от имени Империи, потому что это дает нам шанс, что нас не повесят на первом попавшемся дереве.

Кор’бен Ольхевар легонько ухмыльнулся.

– Я однажды был в Белом Коноверине. Там нет деревьев достаточно высоких для такой персоны.

Взгляд Ласкольника стер усмешку с лица Фургонщика.

– Не думаю, что мне придется ехать аж в столицу. Встречусь с Госпожой Пламени примерно на половине дороги, потому что, едва лишь разнесется весть, что вы осадили Помве, она двинется против вас со всей армией.

Лагерь полка Волка, в котором стоял чаардан, уже успел собраться. Исчезли палатки, от кострищ остались только выжженные в траве черные круги, убрали стояки с оружием и кузнечную мастерскую. Только у восточной стороны вала несколько десятков наиболее серьезно раненных солдат ждали эвакуации.

Кайлеан потрясло то, как она о них подумала. Солдаты. Не бунтовщики или рабы. Солдаты.

Отряд, в котором она сражалась бо́льшую часть ночи и которым командовала, не уступал ни решительностью, ни дисциплиной профессиональной кавалерии. Но было в них нечто еще. Имперские солдаты, племенные воины, даже Молнии Йавенира всегда понимают, что последний шанс – это бросить оружие и сдаться. Пусть будет многолетняя неволя, но это всегда шанс, что враг не зарубит тебя на месте. Может, побьет тебя, наверняка ограбит и отдаст в рабство – но позволит жить.

Жить… большего и не нужно.

В этих солдатах она такого не видела. Желания жизни любой ценой. Нет, не желания: веры, что сдаться – это сохранить себе жизнь. Они шли в бой с осознанием, что этот путь для них закрыт, и все же не оглядывались. Шли без колебаний. Плохо, когда такие люди становятся твоими врагами.

Ласкольник направлялся к палаткам чаардана. Молчал, глядя куда-то между ушами коня, только время от времени двигал челюстью, словно пережевывал кусок ремня. Кайлеан ему не мешала. С того момента, как они покинули совещание у Кровавого Кахелле, она понимала, что тяжесть, какую кха-дар принимает на плечи, в сто раз тяжелее, чем ей казалось. Их группку бросили между жерновами повстанческой армии, коноверинских войск и интересов Меекхана – и, будем же честны, интересов многих других сил, о которых они и представления не имели, – и ее могло перемолоть в прах. Или же именно они станут решать судьбу тысяч и тысяч других.

Командир наконец заметил, что девушка поглядывает на него, натянул повод, дав возможность поравняться их коням.

– Ты задумалась, Кайлеан.

– Я? Я всего-то сижу в седле, стреляю из лука и время от времени машу саблей. О чем тут думать?

– Ага… Я тебя поблагодарил за атаку на магов?

– А что тут благодарить?

– Ты ударила, когда бо́льшая часть командиров сбежала бы, видя такую демонстрацию магии. Сделала что до́лжно, когда должно и точно так, как оно и должно было случиться.

Она пожала плечами. Сама не знала, сколько в этом было ее собственной отваги, а сколько отчаянности Бердефа.

– Мне повезло. И глупо было бы позволить им сжечь пехоту, раз мы уже так умучили чародеев. Теперь у Уавари Нахс – долг перед нами.

Генерал внимательно всмотрелся в ее лицо. Именно затем они и выбрались на совет вдвоем. Все смотрели на Ласкольника, следили за Ласкольником и слушали, что Ласкольник скажет. На блондинку рядом с ним едва обращали внимание.

Зато она могла наблюдать за ними сколько влезет.

– Но это ведь ничего не меняет, правда? – спросил он.

– Нет. Наверняка нет. Черные невольники не пойдут на восток. Не отсюда, где в нескольких десятках миль им открывается дорога домой.

Именно затем она там и находилась. Чтобы смотреть и слушать. Когда Кахель-сав-Кирху заговорил о добивании Хантара Сехравина и о новом подъеме восстания в Северной Гегхии, лицо Уваре Льва было словно вырезано из черного дерева. И бровью не повел. Но когда раздались слова о порте… командир Уавари Нахс невольно и чуть заметно покачал головой. Не пойдут на восток. Да и что бы это им дало? Ведь они не поплывут в Меекхан, а попытка – после – вернуться на западную границу Дальнего Юга наверняка окончится резней.

– А под Помве?

Этот блеск, который появился в глазах черного великана, когда прозвучало название города.

– Под Помве – пойдут. Ради мести. И ради трофеев. Но потом… Оставят их. Мне жаль, кха-дар.

Тот лишь усмехнулся.

– Отчего же? Наверняка все этого ждут. А это значит, что под Помве наша Госпожа Пламени встретится со всей силой Кровавого Кахелле. Более ста тысяч воинов. А против них встанут она и недобитки гегхийцев, которые непонятно чего стоят и что сделают.

– И мы, кха-дар.

– Ага. И мы. Только на этот раз, если судьба не спутает нам карты, будем на другой стороне. Как официальное посольство Империи. Помнишь?

Она представила это себе. Чаардан. Дипломатами. Даг, увешанная племенными амулетами, маленькая и нахальная Лея, плечистый Йанне, который даже на самом большом коне выглядел словно на пони, Кошкодур с лицом поцарапанным и опухшим так, что едва видны его глаза. И остальные. Странная смесь. Одетая абы как и вооруженная абы чем.

– Тебя что-то рассмешило?

– Ох, ничего, кха-дар, совершенно ничего.

Она улыбалась, даже когда ложилась, расседлав и обиходив коня, на короткий отдых.

В обмен на труп царя севера ему, кроме лодки, предложили также накидку из дюжины лисьих мехов и моржовой шкуры, поскольку ахеры не могли поверить, что можно выжить на севере в рясе, наброшенной на простую рубаху и штаны. А может, именно такой нынче была цена за истощенного медведя? Он не спрашивал. Одежду положил на дно лодки, но вот принять несколько кусков сушеного мяса, едва ли с палец размером, которые пытались ему вручить, отказался. Не сумел бы проглотить ни за что на свете. Не после того, что он увидел в лагере.