Роберт Вегнер - Каждая мертвая мечта [litres]

После его завершения Два Пальца подошел к ним, потрепал их обоих по темным головам и проворчал:

– Одна Слабая. Нам нужно сменить твое имя.

Она уже успела перевести дыхание, сплюнула, даже не думая уже, что бы на такое сказала Ана’ве, и послала белесому гиганту злой взгляд.

– А ты? Сменишь имя или обрежешь себе остальные восем… надцать пальцев? Кроме того, мне нравится, как это звучит на вайхирском: Саури-нои .

– Мне тоже нравится, – улыбнулся он сверху. – Думаю, что мы готовы.

Поймал ее врасплох. Готовы?

– К чему? – выстрелила она вопросом.

Он заколебался, щуря желтые глаза. Она уже научилась различать такие выражения. Был удивлен и растерян.

– Уста Земли не говорила? Не говорила, отчего так интенсивно учит тебя сражаться?

Кей’ла чуть отступила, постреливая глазами по сторонам. Круг уже распался на части. Бо´льшая часть собравшихся возвращалась к своим делам, занятиям, какими бы те ни были. Уста Земли стояла в стороне в окружении десятка других вайхиров обоих родов. Спорили. Никто не смотрел в их сторону.

– Что именно не сказала мне Уста Земли? Два Пальца?

Воин прищурился сильнее, сжал губы в узкую полосу. Это она тоже знала. Был зол.

– Мы идем на войну. Тридцать Рук и другие племена Мертвой Земли. Отправляемся к нашему богу, который был схвачен и не может освободиться. Уста Земли сказала, что это последняя возможность. А ты пойдешь с нами.

Война.

Крики раненых, хрипы умирающих, вой, рвущий небеса и вырывающийся не пойми из чьей глотки, горящая трава, горящие тела, железный запах крови, смешанной со смрадом гари. Мертвые мужчины. Мертвые женщины. Мертвые дети.

Мертвые вайхиры .

Все мертвые.

Она поймала себя на том, что отступает, шаг за шагом, качая головой и бормоча:

– Нет. Не хочу. Не пойду. Нет.

Два Пальца сплел руки на груди, обе пары.

– Вижу, что она не сказала тебе, – проворчал вайхир . – Это так на нее похоже. Не бойся. Мы будем с тобой, я, Кубок Воды и Черный Белый. Ну и он, твой каналоо . Тебе не грозит опасность.

К ней, словно эхо, вернулись слова одного из братьев: не переживай, идет весь военный лагерь, тысячи фургонов и колесниц, наша семья… Ничего с тобой не случится.

Она тряхнула головой. Не в этом дело. Она не боялась за себя, не больше, чем всегда.

– Ты видел войну? – спросила она шепотом.

– Что?

– Спрашиваю, видел ли ты войну?

– Я уже сражался, Одна Слабая. Убивал. Ты была там.

Да. Стычки на пограничье, кровь на черной скале. Трупы, засунутые в скальную щель и присыпанные обломками. Схватки короче, чем их поединок.

Где такому до полей смерти, тянущихся до самого горизонта.

– Значит – нет. Ты не знаешь, что такое война.

– Я сражался и убивал, – повторил он.

– Я – нет. Но знаю больше твоего.

Кажется, она зацепила его гордыню. Их взгляды встретились, посыпались искры.

– И что ты знаешь больше его, дитя?

Уста Земли приблизилась почти бесшумно. Кей’ла пришла в себя и чувствовала гнев. Гнев на то, что снова кто-то решил, что с ней будет, даже не спрашивая ее согласия. Словно она была чьей-то зверушкой. Или маленьким ребенком.

– О том, что такое война.

Вайхирская женщина улыбнулась усталой улыбкой.

– Наша война не такая, как твоя. По твоей мере времени мы ведем ее уже тысячу лет. И вот уже три века, с того времени, как потеряли нашего бога, мы проигрываем.

В этот момент в ее каменном глазу было больше жизни, чем во втором, зелено-золотом.

– Потому нам нужно кое-что сделать раньше, чем мир падет нам на головы. Раньше, чем мы вымрем.

– Вымрете? – Кей’ла указала на окружавшую ее зеленую террасу, журчащий ручей, на входы в жилые пещеры. – Вы не кажетесь вымирающими.

Гримаса четверорукой женщины сделалась резче, от губ остался только будто ножом прорезанный шрам.

– Тридцать Рук – мощнейшее племя в этой части мира. На много дней пути нет тех, кто нас сильнее. А ведь нас – половина от того, сколько было сто лет назад, и четверть – от того, сколько было, когда бог ушел оплатить свой долг. Его поймали в ловушку, и мы уже не можем пить души из его тела, чтобы передать их нашим детям, чтобы одарить их разумом. Сейчас…

Два Пальца хмыкнул.

– Ванахера …

Девочка впервые услышала, чтобы кто-то называл так Уста Земли. Это не звучало как имя или прозвище.

– Нет-нет… – Великанша покачала головой. – Я не заберу ее туда, не показав ради чего… Она говорила на площади суда, у нее четыре руки. Пусть знает.

– Многим это не понравится.

– Многие не хотят ничего делать. Многие говорили: «Пусть остается все как есть, может, он сам освободится; может, он подвергает испытанию нашу веру; может, все будет как всегда». – Она ударила ладонями по рукоятям сабель. – Нет. Не будет. И потому Пучки Снов, Плоские Лица, Сломанные Копья и другие пойдут с нами. Если Товет не желает или не может освободиться… Может, мы сумеем.

– Я не из тех, кто говорит «нет», – Два Пальца сказал это едва слышным шепотом. – Тебе нет нужды меня убеждать.

Кей’ла засмеялась, притянув к себе оба взгляда: желтый и зелено-золотой.

– Она говорит не о тебе, Два Пальца. И не говорит обо мне. Говорит о себе. Это себя она желает убедить, что поступает правильно, да?

Взгляд Уст Земли сделался мягче.

– Мудрая девочка. Да. Себя. Тебя это удивляет, дитя?

– Нет, ванахера , не удивляет.

– Знаешь, что означает « ванахера »?

– Нет. А я должна знать?

– Этого не перевести одним словом. Твой язык слишком убогий, слишком… логичный. Ближе всего будет «глубоко копающая, когда остальные стоят и смеются».

Два Пальца заметно вскинулся.

– Я не права, воин? – Уста Земли прищурила зеленую пещеру, полыхающую огнем, в которую вдруг превратился ее настоящий глаз. – Ты ведь тоже осмеливаешься говорить мне, что я могу, а чего не могу делать. Многим это не понравится? И с каких это пор ты – голос многих?

Вайхир отступил на полшага, вскидывая обе руки в защитном жесте, хотя Уста Земли не сделала ни единого движения в его сторону.

– Кона вейхи блосс. Саури-нои трев комнре .

На этот раз обозлено фыркнула Кей’ла.

– Может, произнесешь это на меекхе, а? Не говори, если я не понимаю, о чем речь.

– Он сказал, что ошибается. И что ты можешь узнать правду. Ты хочешь этого, дитя?

Правда. Она уже познала ее. Тянущую сердце, лишающую сомнений злую ведьму.

Отчего нет?

В Зале Коней Эвикиат и Сухи раскладывали на столах карты, свитки шелестели и отдавали затхлостью. Похоже, княжество давно уже не вело войн на своей территории. При виде Деаны оба слегка поклонились и вернулись к работе.

Коссе Олювер и Вуар Сампоре уже встали на свои места, оба в боевом облачении, будто собирались отправляться в бой прямиком из дворца. Но, по крайней мере, хорошо уже то, что новый аф’гемид Буйволов не притащил в зал заседаний большой щит и десятифутовое копье. Зато у него был короткий прямой меч, кинжал в широких ножнах, ламеллярный доспех до коленей и высокий шишак, который он, к счастью, снял и отложил. Командир Соловьев набросил на кавалерийскую кольчугу желтую якку с вышитым на груди и спине символом Рода Соловьев, был с луком и саблей. Когда Деана вошла, Вуар низко поклонился, скрестив на груди руки, но не отвел взгляда от ее экхаара . Словно пытался прожечь своими синими глазенками в нем дыру.