Маргарет Оуэн - Спасти Феникса [litres]

– Нет… я… извини, – поморщился Жасимир. – Не так выразился. Я просто не понимаю… разве ты не могла попросить Обожателя тебя научить, если это тебя так донимает?

Фу сердито посмотрела в темноту. Она точно знала, почему не попросила.

– Вороны используют собственные знаки. Нам не нужно читать.

И она не помышляла об этом вплоть до вчерашнего дня, когда симпатичный Соколенок случайно провел между ними ту черту.

Жасимир подобрал хворостинку и покрутил ее в руках.

– Я подумал… если бы ты хотела выучиться, я мог бы помочь. – Когда Фу молча уставилась на него, запнулся. – Мне нужно делать хоть что-то, чтобы приносить пользу, не то я совсем с ума сойду. Ты ведь когда-нибудь станешь полноценным вождем, а моя мать всегда говорила, что лидер должен уметь все то, что и те, кого он ведет, и… – Он ткнул хворостинкой в землю. – И если я хоть что-то понял, так это то, что ты хочешь стать лучшим из вождей.

При этих словах Фу чуть не разразилась горьким смехом. То, чего она хотела, сделает ее ужасным вождем. Однако принц был по-своему прав: она хотела быть умелым вождем.

И она не хотела съеживаться всякий раз, когда Тавин тщательно читал дорожные знаки, делая вид, будто думает вслух, а не дурит своих слушателей.

– Когда ты меня сможешь научить? – буркнула она. Жасимир сел прямее, с хворостинкой наперевес.

– В твою смену, пока Тав спит. Тогда он не сможет мне сказать, что я должен вместо этого отдыхать.

Фу обдумала услышанное. Ее это не затрагивало, во всяком случае, не напрямую. Он хотел облагодетельствовать Ворону и, прежде всего, впервые без указки Сокола.

Кроме того, Фу знала их вороньи знаки. Она знала слова походных песен. Она могла пересказать истории их вождей и богов. Для Па этого было достаточно.

Фу присмотрелась к кривым стволам деревьев позади костра и на мгновение задумалась о том, не смотрит ли лес в ответ. Пятна ночи зияли так, будто из кустов подглядывает странное лицо.

Тут порыв ветра взъерошил куст. Лицо превратилось в обычные листья.

Фу сжала зуб Па. Ему, чтобы быть вождем, не требовалось ничего, кроме вороньих знаков, но это было до того, как всякие лордики, кожемаги и королевы обрушились им на головы.

Может быть, чтобы сдержать клятву, ей нужно нечто большее.

Она отпустила зуб и посмотрела на принца.

– Когда начнем?

– Это съедобно?

Фу сдержала вздох.

– Нет.

– Ты даже не смотришь, – возмутился Тавин.

– Потому что ты указываешь на гриб.

Его ярко-оранжевая шляпка торчала перед Фу, как большой палец, когда она брела мимо, броское пятнышко среди серо-зеленых холмов. К этому моменту она уже слишком хорошо знала, насколько Тавин любит все то, что торчит.

Пролетело четыре дня с тех пор, как они покинули склеп Перекрестных Очей. Для Фу это уже стало привычной рутиной: шагай по главной дороге на север, прячься от лошадиного топота и соколиных патрулей, старайся не скучать по походным песенкам Сумасброда.

Не обращай внимания на жжение в пустом животе через каждую ночь, когда покрываешь лицо Тавина чарами очередного павлиньего зуба. Запоминай новые приметы, чтобы отличить его от принца: изгиб брови, одинокая веснушка в углу рта. Продуманность малейшего жеста.

Ощущение – почти физическое – его взгляда.

Спи полночи. Жуй по несколько горьких семян корнешнура. Сменяй на дежурстве Тавина. Царапай по несколько новых букв с Жасимиром. Дожидайся в темноте рассвета, которому по-прежнему молится принц.

Следуй по равнинной дороге на север, где тыквенные поля бледнеют, сменяясь побегами кукурузы, фруктовыми садами и каменистыми пастбищами. На север, к Соколам, к Маровару, к исполнению клятвы Завета.

Фу переживала минуты гнева и минуты сомнений, а хуже всего – минуты ужасного умиротворения. Минуты купания в одиночестве, любования рассветами в тишине, самостоятельного затачивания лезвия вождя.

Она должна была это ненавидеть. Вместо этого она ненавидела отсутствие ненависти.

– Хорошо. А это съедобно?

Но не настолько, насколько ненавидела то, как это время проводил Тавин.

На сей раз ей пришлось повернуться, чтобы посмотреть, что он там нашел. Со стороны было похоже на камень.

– Мох, – уточнил он, видя, как мрачнеет ее лицо.

Она больше не могла сдерживать раздражение. За последние несколько дней он задавал один и тот же вопрос насчет растений добрую дюжину раз.

– Если хочешь потом позориться три дня подряд, конечно.

– Звучит практично. – Он оскалился на нее и на принца. – У вас у обоих снова одинаковая физиономия.

– Потому что никто из нас не хочет знать, каким боком это практично, – ответила Фу. – И…

Гул под подошвами сандалий заставил ее замолчать. Она вздохнула и направилась к придорожной ежевике.

– Всадники. Пошли.

Мальчишки не пытались возражать ей так, как возражали при Па. Похоже, события в Чепароке их излечили. Они поспешили заползти в кусты и выглядывали оттуда, пока она на всякий случай призывала воробьиный зуб. Спустя несколько вздохов мимо проскакали кони, неся на себе всадников в выцветших сиреневых капюшонах молодых Сов-послушников. Их отличала смуглая кожа Сов из западных прибрежных академий, смуглее, чем у Фу, и гораздо смуглее, чем у Стервятников.

Когда они пронеслись мимо, Жасимир облегченно вздохнул и поднялся на ноги. Фу дернула его обратно к земле.

Сотрясение почвы стало только сильнее. Грамотеи с любопытством оглянулись… и выругались, когда их настигли галопом еще какие-то лошади. Пыль над дорогой поднялась столбом, образовав дополнительное кольцо, когда новые всадники окружили Сов.

– Что все это значит? – закашлявшись, осведомился один из Сов.

Когда пыль осела, среди остальных выделился неровный силуэт. Четыре ряда свежерубленой стали сверкали ярче, чем старые зазубрины на шлеме, венчавшем эту гору человеческой плоти.

Клокшелом .

Убийца ее народа, меньше, чем в двадцати шагах. Один, может, два зуба Феникса, и Фу с ним расправится…

И потеряет принца, клятву, все, что доверил ей Па, потому что не получится одновременно расправиться с остальными кожемагами, восседавшими в седлах рядом с ним. Тошнотворная ярость забилась в ее сердце, сотрясая решетку, – пока Фу держала ее в клетке.

– По велению королевы, – прогрохотал Клокшелом. – Видели на дороге каких-нибудь костокрадов?

– Ворон милосердных? – вскинула голову другая Сова. – С какой такой радости?

Клокшелом потеснил их своей лошадью.

– По велению королевы , – повторил он. – Ищем троих. Последний раз спрашиваю.