Джессика Броуди - Небо без звезд [litres]

– Я глубоко сочувствую вашей потере, месье патриарх, – произнес Марцелл, пожимая ему руку и почтительно склоняя голову.

Кивнув, монарх тихо и глухо проговорил:

– Ваш дед сообщил, что задержаны двое соучастников гувернантки.

– Да, месье патриарх.

– Хорошая работа. – Он крепче сжал руку Марцелла. – Любыми средствами заставьте их говорить. Я требую изловить всех убийц до одного.

Марцелл, с трудом сглотнув, ответил:

– Да, месье патриарх.

Леон Паресс выпустил его руку и проследовал дальше, чтобы занять свое место между матроной и пьедесталом с крошечным гробиком дочери.

Подняв глаза, Марцелл увидел пробирающегося к нему деда. И напрягся, поняв, что всю церемонию придется просидеть с ним рядом.

Левая рука машинально потянулась к мизинцу правой. Туда, где раньше было материнское кольцо. Кольцо пропало, но он, собираясь с силами, по привычке потирал кожу на том месте, где прежде носил его.

– Печальный день, – шепнул генерал, заняв место рядом с внуком.

Марцеллу стало дурно. Его тошнило. Толстое сукно алого мундира царапало и теснило шею. Как мог дед явиться на похороны девочки, чья смерть на его совести? Неужели он так глубоко порочен?

– Я сказал: печальный день, – повторил дед с намеком на раздражение в голосе.

– Да, сударь. Совершенно с вами согласен.

Марцеллу было тошно, до глубины души тошно произносить эти слова и называть деда «сударь».

Да и вообще говорить с ним.

Но нельзя было выдавать себя.

Ему требовалось сохранить доверие генерала.

– Инспектор Лимьер так и не вернулся к работе, – сообщил дед так тихо, что окружающие не могли его слышать. – Его телеком не отвечает на запросы связи. Последняя отмеченная локация – у границы леса Вердю. Сегодня я вышлю туда поисковую партию.

– Очень хорошо, – кивнул Марцелл. И, ощутив щекой пронизывающий взгляд деда, заставил себя добавить: – Надеюсь, они быстро найдут инспектора.

Барабанная дробь возвестила о начале церемонии, и все на сцене заняли свои места. Красная толпа на бульваре притихла и замерла.

Служитель в просторных красных одеяниях шагнул к кафедре на просцениуме.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы проводить в последний путь нашу нежно любимую Мари Вилетт Жюстин Паресс, трагически погибшую премьер-инфанту. – Голос гремел над сценой, разносился по бульвару и повторялся в каждом аудиочипе по всей Латерре. Третье сословие смотрело прямой репортаж с похорон на своих «пленках». – Мы лишились ее слишком рано, но ее негасимый свет навсегда останется в системе Дивэ.

После окончания речи служителя на помост один за другим стали подниматься родные усопшей и официальные лица. Матроне слезы не дали говорить, но патриарх произнес несколько прочувствованных слов, напомнив про «искрящуюся радость», исходившую от его дочери, и про «все то светлое, что она принесла в семью Паресс своей короткой жизнью».

До конца церемонии Марцелл ни разу больше не взглянул на деда.

Просто не мог.

Речи наконец иссякли, и гроб Мари медленно поднялся стоймя на пьедестале. Зародившийся низкий гул разросся в громовый рев, и гроб задрожал.

– Vive Laterre, vive Premier Enfant! – провозгласил служитель, завершая церемонию. – Да упокоится она с Солнцами!

Сверкнула огненная вспышка – это воспламенились двигатели под гробом и включились стабилизаторы. А потом сцена под Марцеллом содрогнулась. Все подняли головы, и благоговейное молчание снизошло на толпу, когда купол Ледома раскрылся.

Метр за метром яркое голубое теленебо уступало место мрачным тучам Латерры. Порыв холодного сырого ветра пронесся по Гран-бульвару, раздул, растрепал красные одеяния и вуали.

И наконец с оглушительным грохотом гроб премьер-инфанты отправился в полет.

Он ракетой пронзил теплый воздух Ледома и взмыл в прореху искусственного неба.

По прямой траектории к Сол-2.

Марцелл следил, как ослепительный хвост двигателей скрывается в тучах, оставляя за собой призрачное оранжевое свечение.

Когда свет померк, крыша, дрогнув, встала на место и Ледом снова закутался в ослепительную синеву теленеба.

Глядя на три искусственных Солнца, Марцелл думал о премьер-инфанте.

Думал о злодейском убийстве.

Думал об «Авангарде», о бунтах и беспорядках, вспыхнувших после смерти Мари, о двух задержанных женщинах, которых в Управлении полиции ждал беспощадный допрос.

Он думал об Алуэтт.

Она и не знала, что живет в самом логове «Авангарда». В этом Марцелл был теперь уверен. И все же «Авангард» явно имел на нее какие-то виды.

«Она готова, но ей понадобится твоя помощь» .

К чему готова? Что должен делать Марцелл? Какой помощи они от него ждут? И что означало то странное сообщение на телекоме?

Ясно, что боевики имели какой-то выход на Министерство. Несомненно, этим и объяснялось отсутствие досье Алуэтт в Коммюнике: всю информацию просто-напросто стерли.

Но если «Авангард» способен стирать файлы из базы данных Министерства, то чего еще можно ожидать от этих людей? К чему еще у них есть доступ? А вдруг они прямо сейчас следят за ним?

А потом, в который уже раз за это утро, мысли юноши снова обратились к Латерре.

Ее судьба, как и судьба самого Марцелла, висела сейчас на волоске.

Разве он сможет теперь жить как прежде? Разве сможет снова смотреть в глаза деду? Что, если «Авангард» повторит попытку вызволить с Бастилии Гражданку Руссо? И что станется с Режимом, если такая попытка удастся?

Чиновники поднялись со своих мест и вслед за семейством Паресс потянулись со сцены. Марцелл медленно шел за дедом, уставив взгляд в каблуки его блестящих черных сапог.

Здесь, сколько он себя помнил, было его место. Он всегда следовал за генералом.

Пока его мир не разлетелся вдребезги.

Пока он не узнал правду.

Проходя по Гран-бульвару, блуждая взглядом по алому морю скорбящих, Марцелл впервые ощутил в себе живительное дыхание уверенности.

Пусть он пока еще не до конца разобрался, что происходит на этой планете и где его место в ее неверном будущем, но одно он знал твердо.

Марцелл знал, на чьей он стороне.

Зажим стиснул ей руку. Потом резко запахло горелым мясом – и уже через мгновение все кончилось.

Машина разжала хватку, и Шатин увидела пять оставшихся после нее металлических пупырышек. Она хотела потрогать их пальцем, но отдернула руку, когда кожа взорвалась в ответ мучительной болью.

– Заключенный 51562, – произнес за спиной дроид. – Пройдите на посадку.

Следуя указаниям механического голоса, Шатин зашаркала по коридору, передвигая ноги, насколько позволяли кандалы. Молча заняла свое место в конце длинной очереди, ожидавшей погрузки на вояжер до Бастилии.