Джессика Броуди - Небо без звезд [litres]

И потому она вернула Катрину на полку в тумбочке, тихонько выбралась за дверь и следом за сестрой Денизой мимо кухни и трапезной прошла по коридору в общий зал. Однако мыслями девушка по-прежнему оставалась в комнате отца. Не отрывала взгляда от красной точки, мигающей среди деревьев. Гадала, что же такое они скрывают.

– Стало быть, «глушилы» – это полицейские дроиды, «фрицеры» – киборги, а «трупак» – мертвое тело?

Шатин закатила глаза, но все же одарила увлекшегося Марцелла поощрительным «Да, все верно!». На большее ее не хватило. Она уже основательно устала от этой игры и подрастеряла энтузиазм. А Марцелла все время нужно было хвалить. Он вел себя так, будто вообразил, что, обучившись жаргону третьего сословия, и сам стал одним из них. Похоже, этот хлыщ и впрямь так думал – ну не глупость ли?! Вот если бы ему в младенчестве вшили в руку отслеживающее устройство, заставили жить в вонючих Трюмах и перебиваться с гнилой репы на капустный хлеб, тогда бы он, пожалуй, понял, что значит быть нищим. Кроме того, Шатин злило, каким тоном он произносил экзотические для себя слова. Выговаривал «глушила» так, словно бы это было название редкого блюда, поданного на банкете в Гран-паласе, а не жуткого трехметрового чудища, готового мигом парализовать человеку руки и ноги.

– Замечательно! – воскликнул Марцелл, буквально приплясывая от восторга. Круизьер высадил их на станции неподалеку от Бидона – так назывался район, где жило третье сословие Монфера. – Я сегодня столько всего узнал! Скажи еще, как вы называете Трюмы?

– Трюмами, – устало ответила Шатин.

– Пусть будет так. А Ледом?

– Ледом.

– А gâteau ?

Шатин даже остановилась, изумленно уставившись на него:

– Ты это серьезно? Gâteau?

– А что такое? – удивился Марцелл.

– Неужели ты думаешь, у нас есть свое слово для десерта? Да у нас и хлеба-то настоящего не бывает!

Юноша беспомощно склонил голову:

– И верно. Извини.

– Может, теперь научишь меня вашим словечкам?

– У нас таких нет.

– Неужели? А как насчет «швали»?

Марцелл втянул в себя воздух, как от болезненного укола:

– Я никогда не называл так третье сословие. Клянусь.

– Да ладно, чего уж там…

Шатин быстрым шагом направилась в город. Через несколько минут, когда они дошли до Бидона, Марцелл не сумел скрыть своего впечатления от увиденного. Девушка заметила, с каким горестным ужасом он разглядывает трущобы, выстроенные из обрезков металла. И почему-то осталась довольна, как будто бы что-то ему доказала.

– Впервые в Монфере? – Она передразнила своего спутника, вспомнив, как он ухмылялся, наблюдая за ней в круизьере.

Парень открыл рот, хотел было что-то сказать, но издал лишь какие-то нечленораздельные звуки.

– Дай-ка я попробую угадать, – продолжала Шатин. – Ты прежде здесь бывал, но только не в Бидоне. Небось осматривал рудник, наблюдал за рабочими, но ни разу не видел их жилища. Зачем на них смотреть? Ведь для представителей второго сословия выстроены уютные квартирки по другую сторону стены.

По затянувшемуся молчанию Шатин поняла, что угадала. И от этого разозлилась больше прежнего.

Монфер вырос вокруг крупнейшего на Латерре месторождения железа. Жаль только, что, доставляя сюда рабочих для добычи и обработки руды, Министерство «забыло» доставить стройматериалы для их домов. Вот рабочим и пришлось обходиться тем, что нашлось под рукой. Все, что производилось на окрестных фабриках и не утекало в Валлонэ, шло в дело.

– Давай сворачивай, – буркнула девушка. – Нам сюда.

Марцелл молча шел за ней, и Шатин была благодарна ему уже за то, что он не возобновляет свои бесконечные расспросы о языке третьего сословия. Они миновали переулок, тесно застроенный металлическими халупами. Шатин считала Трюмы достаточно жалким жильем, забывая при этом, как ужасны были трущобы Монфера. Просевшие посередине крыши в оспинах дыр, склепанные из кусков ржавые стены, клонящиеся во все стороны. Все хижины тонули в грязи, на которой выросли в полном беспорядке. Посреди переулка текло что-то жидкое и вонючее, поэтому Шатин, чтобы хоть как-то уберечь сапоги, приходилось перепрыгивать через лужи. А уж какой жалкий вид был у обитателей здешних халуп! Эти люди молча кидали на проходивших мимо отчаянные взгляды. К ним тянулись грязные, растрескавшиеся ладони, молившие о чем-нибудь – хоть о чем-нибудь , лишь бы отогнать холод и голод.

«Да уж, повсюду одно и то же», – думала Шатин.

– Куда мы идем? – прошептал Марцелл, не решавшийся ни на шаг отстать от нее.

– В «Жондретт». – Шатин махнула рукой перед собой.

– А что это такое?

– Я там раньше… – начала было она, но вовремя прикусила язык. А затем прочистила горло и пояснила: – Это местная гостиница. Там можно будет навести справки о Мабель. Если она живет где-нибудь поблизости, в «Жондретт» наверняка ее знают.

– Что за гостиница?

– Когда-то ее строили для чиновников Министерства, прибывающих с инспекцией на рудники, – объяснила Шатин. – Так что среди здешних заведений она считалась самой лучшей. Но это было еще до того, как твои дружки из второго сословия разгородили Монфер пополам и поселились в шикарных домах по ту сторону, подальше от швали.

– Откуда ты все это знаешь?

Шатин пожала плечами и небрежно ответила:

– Здесь все в курсе.

Еще бы ей не знать, ведь после того, как возвели стену, именно Ренары – ее родители – сообразили, что в этом старом доме можно устроить заведение, которое будет приносить немалую прибыль. Они держали харчевню, пользовавшуюся популярностью у местных жителей, которые приходили в «Жондретт», чтобы утопить свои беды в дешевом травяном вине и хоть ненадолго забыться.

Виляя по знакомым дорожкам и приближаясь к зданию, стоявшему на восточной окраине Бидона, Шатин все сильнее ощущала внутри сосущую пустоту. Кто бы знал, до чего же ей не хотелось вновь туда возвращаться!

Выбравшись из последнего проулка, они увидели перед собой ржавую постройку, и тут Шатин пришлось даже хуже, чем она ожидала. Колени у нее задрожали, угрожая подогнуться под тяжестью боли. Она заставила себя двигаться дальше, усилием воли переставляя ноги. Не хотела, чтобы Марцелл заметил, что с ней происходит. Но с каждым шагом призраки окружали ее все более плотным кольцом. Одно воспоминание сменяло другое.

Вот Анри учится ползать на заднем дворе.

Вот малыш тихонько хнычет среди ночи, и шестилетняя Шатин спешит к его колыбельке – утешить, пока родители не проснулись.

Братишка радостно смеется, когда она целует родинку в форме дождевой капли у него на плече.

Посадив Анри на колени, Шатин качается на подвешенных к крыше железных качелях.