Криста Фауст - Бэтмен. Убийственная шутка

Как раз сейчас шел выпуск новостей:

— …таинственный мститель в маске, известный многим как Человек — летучая мышь, не сидит без дела. Ранее сегодня вечером он предотвратил вооруженное ограбление в модном районе. Свидетели говорят…

Дверь за ним закрылась. Он вошел, задержавшись на лестничной площадке. За дверью слева послышалось шарканье ног. Он знал почти наверняка, что хозяйка, миссис Бёркисс, слышала, как он вошел, и наблюдала за ним через глазок. Длинные спутанные волосы, перевязанные лентами, крючковатый нос и домашнее платье в цветочек. Она тоже была полуночницей. Из своей квартиры на первом этаже ей было видно, кто приходит и уходит. Она украдкой наблюдала за всеми.

Поднявшись на второй этаж, он остановился на верхней площадке лестницы и глубоко вздохнул, еле сдерживаясь, чтобы не свалиться вниз. Он отпер дверь и вошел. В их скудно обставленной квартирке было тепло благодаря обогревателю рядом с кухонным столиком, а белье, постиранное вручную, висело на веревке рядом с окном. Через окно было видно кирпичную стену, примыкающую к соседнему зданию, так близко, что появлялось чувство клаустрофобии. С крыши капала вода.

— Привет, Джинни, — весело сказал он, пытаясь скрыть тоску.

Его беременная жена сидела за столом, на стуле с жесткой спинкой. На ней была комбинация и тапочки, халат был распахнут для удобства. Перед ней стояла миска, она чистила рачьи хвосты. Она собиралась готовить свой фирменный суп гумбо. На раковине стояла миска с бамией, которую она потом обработает огнем. Он очень любил ее суп гумбо.

— Ну, как все прошло? — спросила она. — Понравилось твое выступление?

Он невесело усмехнулся, подошел к раковине, взял сырой кусок бамии и откусил.

— Ну, мне… Мне сказали, что, возможно, еще позвонят, — сказал он жуя. — Не знаю. Я… я нервничал и испортил концовку шутки.

«Вонючка!»

Стыд нахлынул снова.

— О, — сказала его жена.

Он помчался обратно, к столу, и навис над ней:

— Что значит «о»?

— Я… я ничего не имела в виду….

Как же, не имела в виду.

— Не ври, — прорычал он. — Вот как ты сказала: «О». Вот так .

— Боже мой, да я всего лишь…

— Ты сказала «о». Как в «О, то есть ты не нашел работу?» Или в «О, а как же мы будем кормить ребенка?»

Он сердито посмотрел на нее, но она не сдала позиций.

— Думаешь, меня это не волнует? — продолжал он, отходя от стола и сжимая кулаки в полном бессилии. — Думаешь… мне все равно, думаешь, что для меня все это — большая шутка, баловство…

Тут его гнев исчез, сменившись отчаянием. Он упал у ее ног, нежно обнял и положил голову ей на колени.

— Господи, — сказал он, — Господи, прости меня…

— Малыш.

Она положила руку ему на спину. Другой рукой она пригладила его непослушные волосы, которые всегда казались ей такими притягательными. Они все думали, как эти локоны будут смотреться на их ребенке.

— Не хочу вымещать гнев на тебе, — сказал он всхлипывая. — Ты и так страдаешь замужем за неудачником.

— Сладкий, это не…

— Это правда . Я не могу тебя содержать. — Он глотнул воздуха. — О, Джинни, что нам делать?

— Все будет хорошо, — ответила она мягким, уверенным голосом. — До рождения крошки еще три месяца, и я думаю, что миссис Бёркисс согласится подождать арендную плату еще немного. Она жалеет меня.

— Она ненавидит меня, — сказал он, чувствуя, как возвращается гнев. Поднявшись на ноги, он прислонился к окну. — Она выходит в коридор и сердито смотрит на меня каждый раз, когда я иду наверх. В этом доме воняет кошачьим лотком и стариками.

Дождь на дворе усилился, по кирпичам стекали ручейки.

— Я просто хочу, чтобы нам хватило денег обосноваться в приличном районе, — сказал он, вглядываясь в ночь. — Девочки на улице зарабатывают столько за выходные, не рассказывая при этом ни одной шутки.

К своему удивлению, он услышал смешок. Обернувшись, он увидел, как она хихикает. Но это была не насмешка.

— Сладкий, не волнуйся, — сказала она, протягивая к нему руку, — ни о чем. Я все равно тебя люблю, ты ведь знаешь. С работой или без, ты хорош в постели…

На это ему пришлось улыбнуться. Даже на шестом месяце беременности она двигалась грациозно и уверенно. Как же ему, дураку, повезло. Надо постараться, ради нее.

— …и ты знаешь, как меня рассмешить .

Все трое сидели за круглым столом в «Транжире». В кабаке было людно, хотя день еще был в разгаре. Здесь было шумно и влажно, как в аду. Между ними стояла миска с закусками из вареных раков.

Он пил.

Когда это началось?

Ему никогда не нравился вкус спирта, особенно пока работал на химическом заводе. Он принимал меры предосторожности, но не сомневался, что некоторые химикаты впитались в его кожу.

И, тем не менее, он допивал вторую кружку пива, а ведь даже не наступил вечер.

— Вот… Вот понимаете, я должен проявить себя. Как муж и… и как отец, — услышал он свой голос. Почему он исповедуется перед этими двумя… хулиганами? Бандитами? Почему он так откровенен? Должно быть, дело в выпивке. Вот поэтому мне нельзя пить , отметил он, снова закладывая за воротник.

— В смысле, я, это, не взялся бы за дело, если бы не считал его важным.

— Я тебя понял, — сказал Джо, тот, что покрупнее. Он был в костюме и шляпе-котелке и, несмотря на жару, даже не взмок. Усы у него были массивнее и толще, чем у его тощего подельника.

— Ты хочешь обеспечить семью, и мы позаботимся о том, чтобы у тебя это получилось, дружок.

— Я вроде как начинал лаборантом, — продолжал он. — Хорошая была работа. Отличная , а я что сделал — ушел, чтобы стать комиком.

Самая большая ошибка в его жизни.

— Я был такой уверенный. Такой уверенный , что у меня есть талант.

Эта мысль пришла ему в голову, пока он смотрел комиков по телевизору. Когда они были в ударе, публика ела у них с рук. В смысле, я всегда смешил Джинни, и поэтому я решил, что у меня талант к такого рода вещам.

— Но вот, ха , поглядите на меня. Думаю, мои таланты развились в каком-то ином направлении, — сказал он. — Ну и вот, если я справлюсь всего с одним крупным преступлением…

— Эй, парень, ради Бога, — сказал худощавый. Он был молодецки сложен, в костюме с заостренными плечами, в фетровой шляпе с широкими полями. Усы у него были старомодные, как у секс-символа кинематографа 30-х годов. Он перекатил сигарету между тонкими губами. В «Транжире» курили, хоть и не полагалось.

— Прости, прости, — сказал длиннолицый. — Просто если вы уверены, что нам все сойдет с рук и никто не узнает, что я замешан…

Он замолчал, беспокоясь, что снова сболтнул лишнего.

— Не волнуйся, дружище, — сказал Джо в котелке. — Мы о тебе позаботимся.

Он поднял рака, оторвал ему голову и сунул в рот гостю, оставив хвост висеть.