Дмитрий Скирюк - Драконовы сны [litres]

Жуга почёл за лучшее не отвечать. Неприятности и так в последние дни сыпались на них как из мешка. Семь человек оставили корабль, опасаясь трудностей похода. Но то были ещё цветочки. Когда матросы узнали, что с ними поплывёт дракон, то ушли ещё трое. Никакие уговоры, обещания и посулы их не остановили. Теперь от экипажа осталось только десять человек, считая Яльмара. На двадцать вёсел этого было более чем недостаточно. Яльмар прошёлся по кабакам в надежде набрать кого-нибудь на смену, но люди даже разговаривать об этом не хотели. Двое было согласились, но Яльмар их забраковал, сочтя, что оба слабоваты и не выдержат работы у весла. За два дня удалось найти лишь одного – худого долговязого голландца Гальберта по прозвищу Хуфнагель. Этот, с точки зренья Яльмара, был тоже хлипковат, но слыл хорошим рулевым, ходившим в море на ганзейских кораблях, и хорошо ориентировался по звёздам. Последнюю навигацию Хуфнагель провалялся дома с головой, разбитой в пьяной драке, и с наступлением зимы остался не у дел. Все деньги ушли на лечение. На предложенье Яльмара он согласился сразу и уже на следующий день явился на корабль с собранным мешком и, что самое удивительное, трезвый.

С драконом тоже возникла проблема, как доставить его на корабль. Золтан раздобыл возок, который теперь обивали досками от любопытных глаз, но всё равно Жуга с трудом представлял, как им удастся запихнуть в него такую тварь, какой стал Рик. Вся надежда была на Телли. А ещё на днях в корчму вдруг заявились гномы – Орге и ещё один двараг, представившийся травнику как Ашедук, и оба изъявили желание плыть с ним. Жуга решил, что они могут оказаться полезными, хотя Яльмар рассудил иначе. Известие о гномах на борту он ещё стерпел, но когда травник заикнулся, что и Герта думает составить им компанию, взвился на дыбы. В заливе уже намерзал лёд, погода портилась, и всё меньше оставалось надежды, что им удастся выйти в срок, до настоящих холодов.

– Так получается, что надо выбирать, – сказал он наконец. – Знаешь, Яльмар, я и сам сменял бы их всех на одного Золтана.

– Я не верю Золтану.

– Мне ты тоже не веришь?

– Нет, тебе я доверяю, Лис. А Золтану не верю. И этой бабе тоже я не верю. И чего ты к ней так привязался? Ты с нею спишь?

– Яльмар…

– Нет, скажи, ты с ней спишь?

– Яльмар, перестань! Какого чёрта? Это совсем другое. Я… потом объясню.

– Тогда я вовсе ничего не понимаю. Вот что, Жуга, я человек простой, давай начистоту. Всё это дурно пахнет. Думается мне, не ты всем этим верховодишь, только потому я тебе помогаю. Я перед тобой в долгу, ты знаешь, и деньги тут ни при чём. Этот эльфийский выкормыш сам по себе хитрая гадина, не смотри, что он мальчишка. Может, он и хорош, но каждый раз выслушивать от него всякую дрянь я не хочу. Не желаю. Ему придётся придержать язык, так и скажи. Ох, Жуга, Жуга, чует моё сердце, что-то крутится не так. И ты какой-то не такой стал. Сидишь на месте, нет чтоб выйти поразмяться, погулять, кровь разогнать, баб потискать… Как старик, в самом деле.

– Да что вы, сговорились все, что ли, мне душу скрести?!

– Ну, ты не сердись, я ж не со зла. Конечно, жаль Линору, славная была девчонка, но ведь не одна она на свете! Что ты хочешь этим плаваньем добиться? К чему тебе вся эта игра, зашиби её Мьёльнир?

Травник обхватил голову руками.

– Не знаю я. Не знаю. Просто так надо. Иначе нельзя. А на Телли ты напрасно грешишь – он совсем не такой, каким кажется. Я… Я тебе потом объясню.

– Потом, – вздохнул варяг. – Всё у тебя теперь «потом», ничего нет, чтоб сейчас. Устал я, Лис. Забегался. Прости, что в душу лезу. Друг ты мне, как-никак, от смерти спас. Да наплевать мне на твою игру и на этих городских! Ради тебя плыть согласился. И-эх, ладно. – Яльмар хлопнул себя по коленям. Встал. – Готовь своих драконов, эльфов, троллей, Хёг с тобой. Будем отходить, пока вода не встала. Ежели чего, на островах найдём себе людей. Посмотрим. Может, повезёт. Посмотрим.

– Так, значит, выходим? – травник поднял голову. – Когда?

– Завтра.

Дома близ «Пляшущего Лиса» стояли узким коридором, и когда дул ветер с севера, своеобразная «труба» усиливала его порывы многократно. Когда Золтан поменял название корчмы, то заказал и соответствующую составную вывеску, довольно точно срисовав по памяти лису с меча у травника. Жестянщик тоже поработал на совесть, и сейчас, когда прорезное железо гремело и раскачивалось на ветру, казалось, будто лис действительно отплясывает некий странный танец с поклонами и приседаниями. Отсюда, с крыши, этот грохот слышался особенно отчётливо. Было холодно. Над Цурбаагеном зависла сизая морось, почти неощутимая, но вместе с ветром пробирающая до костей. Жуга придвинулся к трубе, прошёлся пятернёй по волосам. Ладонь сделалась мокрая. Всё было мокрым вокруг – и одежда, и труба, и черепица. Он помедлил и накинул капюшон. Наткнулся пальцами на фигурку воина, достал её, вгляделся в тонкие черты. Пальцы гладили гладкую кость, ощупывали, узнавали. Он поднял взгляд и задумался.

– Далеко же ты забрался, Золтан, – пробормотал он. – И я вслед за тобой… А теперь должен плыть ещё дальше.

Он был один. Он хотел успокоиться. Тил, видимо, не зря сюда карабкался, чтоб предаваться размышлениям – на крыше думалось легко и быстро. Столь узкое при взгляде снизу, небо раскрывалось здесь в первозданной красоте. Приглядевшись, травник различил в темнеющей дали верхушку мачты Яльмарова кнорра и в который раз почувствовал, как по затылку прошёлся холодок. Жизнь снова оставалась за спиной, впереди была неизвестность. Он до сих пор не мог поверить, что буквально через ночь отправится в море. Прошло немало времени с тех пор, как он оставил горы и спустился вниз, добравшись в своих странствиях до городов в холодных нижних землях фризов и батавов. Путь был неблизок, дважды он ходил от моря в горы и обратно. Но к городам привыкнуть так и не сумел. Теперь же приходилось привыкать к ещё более изменчивому и непонятному миру кораблей и мореходов. Чем это могло закончиться, оставалось только гадать.

За размышлениями травник не заметил, как пробило десять. Флюгер на соседней крыше отрывисто скрипнул – ветер снова поменял направление. Вода в каналах пришла в движение. В низовьях открылись шлюзы, наступающий прилив уносил в море мусор и нечистоты. Быстрые шаги простучали по брусчатке и затихли. А через несколько минут слуховое окно распахнулось со стуком, и оттуда высунулась голова Вильяма.

– Жуга! – крикнул он. – Там это… Тил…

Он ещё говорил, а травник уже сорвался с места, на ходу вытаскивая меч.

– Как ни крути, а получается, что нечего мне здесь делать. Одними песнями сыт не будешь. Зимой народ на угощенье скуп – праздников мало, свадьбы отгуляли, на рынке холодно, а я не хамелеон, чтобы питаться воздухом [29] По каким-то нелепым представлениям средневековой наукой считалось, что хамелеоны не едят обычную пищу, а питаются именно воздухом и более ничем. . – Вильям вздохнул и придвинулся к собеседнику. – Ну сам посуди. С одной стороны, конечно, в Англию мне надо. Но с другой – зима, штормы и прочее. Можно, правда, махнуть в Гейдельберг, в академию, и переждать хотя бы до весны. Но ведь всё равно понадобятся деньги, чтобы заплатить за проезд, а норвег может и бесплатно довезти… если, конечно, Жуга за меня попросит. Хм. А чего ради он будет за меня просить? Вот как ты думаешь, он будет за меня просить? Вот и я думаю, что не будет.