Игорь Леденёв - Тайна золотого орла [litres]

– Вот так неудача!!! – в сердцах воскликнул Михайленко, осматривая лопнувшее стекло.

– Что там у тебя? – зычным голосом спросил кудрявоголовый, наклонившись к окну и пытаясь осмотреть комнату.

– Да тут двоих нужно привести в чувство. Память восстановить и слегка почистить, – устало молвил Михайленко, указывая на распластанные тела.

– Ага! Понятно! – бодро ответил кудрявоголовый.

В эту минуту Матвей Петрович, полностью пришедший в себя, мягко повернулся на левый бок и правую руку быстро сунул в боковой карман. В руке холодно блеснул пистолет.

Андрей вскрикнул, увидев черноту оружия, и скорее автоматически, чем осознанно, с разворота, по-футбольному, наотмашь, резко и быстро, снизу вверх нанес штатскому сильный удар ногой в голову. Многострадальная голова Матвея Петровича, словно хорошо накачанный кожаный мяч, легко взлетела над полом на несколько сантиметров и, безусловно, полетела бы и выше, но не пустило не желающее летать тело, через вытянувшуюся и вздувшуюся крупными венами шею.

От удара содрогнулась и кисть, сжимавшая рукоять пистолета. Раздался выстрел. Возле груди штатского блеснул короткий огонь. Пуля попала в стену. Часть штукатурки отлетела в сторону. Из свежей дырки, как в песочных часах, аккуратно посыпалась сухая известка.

Кормчий сокрушенно покачал кудрявой головой:

– Надо бы их хорошенько связать, а то еще очнутся в воздухе и, чего доброго, выпадут да разобьются оземь.

– У меня, к сожалению, нет веревки, – пожал плечами Михайленко.

Кудрявоголовый молча полез вглубь катера, открыл что-то внутри и достал увесистый моток плотно свернутой бечевки. Затем встал, перескочил с опасно качающейся лодки на неподвижный подоконник и, легко спрыгнув в комнату, быстро стал связывать лоснящейся бечевкой руки и ноги стражей порядка. Действовал профессионально, даже виртуозно. Когда гости были туго спеленаты, водитель лодки провел ладонью по влажному лбу и спокойно вымолвил:

– Ну, с Богом!

Аккуратно перетащил в лодку вначале кряжистого Федю, потом толстого Матвея Петровича. Попрощался. Лодка круто рванула с места и быстро растаяла в синеве неба…

Остаток дня прошел скучно. Медленно отходили от потрясения. Михайленко ушел в институт и должен был вернуться только вечером.

– Слушай, Андрюха! – обратился к другу Дима. – Действительно, как тут зыбко по сравнению с 1909 годом. Даже домой позвонить нет возможности.

– Тебе же ясно сказали, тогда была крепкая вера, а сейчас безбожие. Вот и все объяснение…

Вечером пришел с работы Михайленко. Вид у него был уставший и подавленный. За ужином преподаватель уныло проговорил:

– На рассвете выходим. Завтра в центре Октябрьского парка, возле памятника Ленину, будет торжественный митинг, посвященный годовщине победы русского оружия над шведскими захватчиками и врагом украинского народа, предателем Мазепой. Выступит на этом митинге первый секретарь Полтавского обкома компартии.

Ребята переглянулись и с недоумением улыбнулись:

– При чем тут Ленин?

– А он теперь имеет отношение ко всему. Даже к Полтавской битве.

Дима с Андреем только плечами пожали…

Наступило туманное утро. Николай Иванович вывел ребят из подъезда. Воздух был свежим и прохладным, как стакан минералки. Вышли на кольцо Октябрьского парка. Друзья обомлели. Вместо прекрасных, белоколонных зданий стояли убогие хрущевки с темными провалами окон, неровной кирпичной кладкой и срезанными крышами. Перед хрущевками темнел потрескавшийся асфальт, проросший чахлой травой. На проезжей части асфальт был в живописных паутинах трещин.

– Что все это значит? – спросил Дима в ужасе.

– Круглую площадь, как известно, разрушили во время войны. Решили не восстанавливать дорогостоящие дворцы, а построили дешевое жилье. Теперь тут живут в основном члены партии, – с грустью пояснил Михайленко.

– Это последствия отсутствия венка? – поинтересовался Дорошенко. – Ведь все мы знаем, что Круглую площадь восстановили в первозданном виде.

– Да, – печально произнес Николай Иванович, – начинает сказываться отсутствие венка. Так что нужно спешить, чтобы процессы не стали необратимыми.

Подходя к центру парка, ребята удивились еще больше. За деревьями, вместо стройной колонны с золотым орлом, открылся монументальный памятник Ленину. Нахмуренный вождь мирового пролетариата, широко расставив ноги, стоял на тяжеловесном постаменте, указывая правой рукой в сторону Белой беседки и внимательно глядел куда-то, в одному ему известное светлое будущее.

Возле памятника, несмотря на ранний час, столпились милиционеры. Стражи порядка не спеша покуривали папиросы и о чем-то оживленно разговаривали. Николай Иванович подошел вплотную к постаменту. Возле памятника стоял почетный караул пионеров с бархатным красным знаменем, грациозно свисающим с полированного древка.

– Этого Ленина поставили как раз на месте тоннеля. Попробуем-ка его сдвинуть, – спокойно молвил Михайленко, и, прежде чем ребята успели что-то сообразить, он согнул правую руку в локте.

В руке блеснуло что-то наподобие пистолета. Полыхнуло пламя, почетный караул отбросило, бархатное знамя загорелось. А Николай Иванович нацелил оружие на монумент. Сверкнула молния, и лава огня обрушилась на постамент, но вождь не шелохнулся.

Милиционеры застыли, ошеломленные. Они явно не ожидали такое увидеть. Какое-то время стояли, в немом оцепенении наблюдая за происходящим. Потом разом наклонили голову и, как стадо баранов, бестолково побежали на Михайленко, но Николай Иванович начал поливать огнем нападавших.

Когда милиция была отброшена, преподаватель еще раз полоснул памятник огнем. Ленин пошатнулся, качнулся и тяжело рухнул, поднимая огромные столбы бурой пыли. Из земли с гудением вырвалось почти бесцветное пламя, как из сопла реактивного самолета.

– Прыгайте, быстрее! – прокричал Михайленко.

– Куда нам идти? – крикнул в ответ Дима.

– В тоннель! В тоннель идите!

– Когда выберемся, куда идти? – не унимался Дима.

– Ах да! Чуть не забыл. На Белой беседке, угол Октябрьской и Соборной площади, ближе к собору, квартира номер пять. Ее зовут – Эльфина.

Друзья зажмурились и прыгнули в бездну. Бурлящий поток подхватил их и с невероятной скоростью помчал навстречу неизвестности.

Непроглядная тьма стала медленно сереть. – Дима! Ты жив? – В голосе Андрея чувствовалась тревога.

– Где мы? – еле слышно прошептал Дима.

– Не знаю, – уже спокойнее ответил Андрей. Томин тяжело сел, огляделся. Он был в длинном подвальном коридоре с утопающими во мраке стенами и потолком. Лишь темный пол был еле различим. Помещение напоминало Полтавские подземелья, только на этот раз фонариков у ребят не было, и разглядеть что-то подробнее было сложно. От воспоминаний Диме стало не по себе.