Ирина Селиванова - Оленьи сказки

– Глядите, он собрался раздеваться!

– Напился и сочиняет. Сейчас в пляс пойдет.

Громкий гогот заполнил помещение. Внутри у Йонаса все сжалось. Стены таверны будто исчезли, и он снова оказался в замке. Свет хрустальных люстр слепил глаза. Он стоял посреди зала, совсем один. Звонкий смех дам сливался с басистым хохотом их кавалеров. Йонасу хотелось провалиться сквозь землю. Двое гвардейцев подхватили его под руки и вывели из зала. Йонас зажмурился и провалился в темноту.

Что-то давило на грудь – тяжелое и горячее. Йонас не мог вздохнуть или пошевелиться. Внезапно его щеки коснулся липкий и мокрый… язык. Йонас вздрогнул и открыл глаза.

– Морта, фу! Слезь с меня немедленно!

Собака послушно спрыгнула. Йонас, попытавшись опереться рукой, чтобы подняться, поскользнулся и вновь упал затылком в мягкую грязь.

– Вот черт!

Йонас встал на колени. Голова кружилась. Он подполз к стене таверны и сел рядом. Охотник плохо помнил случившееся. Обрывки фраз мелькали в сознании, но не складывались в цельную картину. Мерзкий запах заставлял морщиться.

– Неужели это я такая свинья? Как же я пойду к Руте? Она меня выставит. Погоди-ка.

Йонас вдруг вспомнил. Вспомнил все и от отчаяния ударил кулаком о землю.

– Морта, ты представляешь, она меня выгнала! Так и сказала – убирайся навсегда. А я ведь хотел как лучше! Я хотел честно признаться, что я изменился. Ради нее изменился!

Морта смотрела на него осуждающе. Йонас поежился. Кажется, и она не верила ему.

– Ты считаешь, что я виноват, да? – Он подался вперед и, едва не упав, вернулся к стене. – Нет. Я так не считаю.

Морта прижала уши и глухо зарычала.

– Хочешь, чтобы я пошел к ней извиняться? – осторожно поинтересовался Йонас. – Я не пойду! Это она меня обидела! И она не простит, – уже тише добавил он и прикусил губу.

Слишком хорошо он запомнил ее выражение лица. Ни единого шанса.

– Ну что ты на меня так смотришь?! – отчаянно спросил он.

Морта не понимала. Не видела. Не знала всего.

– Я не могу! Это выше моих сил. Она снова меня выставит!

Йонас уставился на собаку. Он привел достаточно аргументов в свою пользу. Но она все так же осуждающе щурила карие глаза.

– Настаиваешь, да? Зовешь? – Йонас часто дышал. – Ну ладно. Я пойду! Сейчас вот встану и пойду. Прямо к ней. И все скажу!

Йонас попытался подняться, но ему не за что было ухватиться.

– Морта, подойди сюда. Помоги мне встать. Мы идем к Руте.

Олененок поежилась и попробовала нащупать рукой одеяло. Даже сквозь закрытые веки она чувствовала, что еще темно, а значит, и Рута должна была лежать рядом. Простыни отдавали непривычным холодом, и Олененок свернулась в клубок.

– Рута, – зевнув, произнесла она, – мне приснился такой странный сон. Будто к нам в дом пришли гвардейцы и забрали меня в замок. Ты не хотела меня отпускать, но я обещала скоро пригласить тебя в гости. А потом… – Она снова зевнула и потянулась.

Кровать, всегда казавшаяся жестковатой, будто превратилась в облако. Олененок проваливалась в него и никак не могла выбраться.

– Рута… – Она открыла глаза и вздрогнула.

В полутьме комнаты Олененок не могла разглядеть всего, но одно понимала точно: она была не у Руты. Испуганно поджав колени к груди, она огляделась и за пологом кровати не сразу увидела, как высоко поднимался потолок. Робкий луч света, пробивавшийся сквозь тяжелые занавеси, освещал туалетный столик с зеркалом в золотой оправе. Олененок нахмурилась.

Странное, прежде незнакомое чувство сдавливало грудь. Мысли путались. Восторг и страх одновременно переполняли ее. Она поднялась, словно во сне, и подошла к окну, ощущая, как бешено стучит сердце, резко распахнула занавеси и замерла.

Солнечный свет, играя сквозь витражи, заполнил комнату яркими бликами. Они скользили по большой кровати, заправленной зеленым покрывалом, по белому деревянному шкафу с резными дверцами, по невысокому письменному столу, сделанному специально для маленького ребенка. Олененок едва могла вздохнуть. Она знала это место. Она жила здесь. Она наконец-то была дома.

От воспоминаний кружилась голова. Олененку казалось, что время в этой комнате замерло. Будто и не было той страшной ночи. Дверь вот-вот могла скрипнуть, и на пороге появилась бы мама. Улыбнулась, а после строго отчитала бы за очередную шутку.

Олененок вздрогнула. Мир вокруг казался зыбким, словно утренний туман, который мог развеяться в любой момент. Она осторожно коснулась дверцы шкафа, боясь, что рука пройдет сквозь нее, и она вновь окажется в доме Руты, но ее встретила холодная гладкая поверхность дерева.

Внезапно Олененок вспомнила еще кое-что. Она с силой надавила на стенку шкафа. Он протяжно заскрипел и пошатнулся. Олененок стиснула зубы. Она должна была знать наверняка.

– Давай же! – Олененок тяжело дышала, по виску скатилась капелька пота.

Наконец-то шкаф поддался и сдвинулся с места. Олененок провела рукой по стене. Это должно было быть где-то здесь.

– Что было дальше? – Элине вылезла из-под одеяла и обняла маму за плечи.

– Я прочитаю тебе завтра, Олененок. А теперь пора спать. – Юрате повернулась и легко поцеловала Элине в лоб.

– Нет! Не пора. Я хочу знать, что было в том письме отца. Это так интересно – прочесть письмо через много лет! – Элине мечтательно огляделась.

– Смотрю, пиратские истории пришлись тебе по вкусу? – Юрате погладила ее по волосам.

– Да! Жаль, ты не пират. Я бы искала твои письма, подсказки и сокровища. И обязательно разгадала бы твою тайну!

– Вот как? – Она лукаво улыбнулась. – Знаешь, кажется, у меня есть идея.

Юрате поднялась и подошла к письменному столу.

– Что ты делаешь? – Элине с интересом уставилась на нее.

– Письмо из прошлого. Мы спрячем его, а потом ты найдешь.

Стол был слишком маленьким даже для хрупкой Юрате, так что она склонилась над ним и писала на коленях.

– А что ты пишешь? Можно мне посмотреть?

– Нет, Олененок, ведь в этом вся суть. Ты прочтешь его позже. Может, в день своей свадьбы или коронации. А теперь помоги мне.

Вместе они с трудом отодвинули шкаф.

– Я положу его вот сюда, смотри. Здесь оно будет долго храниться.

Меж холодных камней пальцы вдруг коснулись шершавого листа бумаги. Олененок осторожно, стараясь не повредить, достала его. Со временем бумага пожелтела и стала хрупкой, словно первый лед на лужах. Олененок глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Сердце стучало так часто, что отдавалось болью в висках. Этот день она представляла себе другим.