Илья Юдачёв - Хроники ворона [Книга первая] [СИ]

«На всю жизнь этого, кончено, не хватит, но все равно сумма очень приличная».

– Благодарю, король.

– Не стоит, Конрат, не стоит. Вы заслужили. Сундук по городу нести будет неудобно, поэтому можешь пересыпать золото в мешок. Но перед этим я хочу задать тебе один вопрос.

– Я весь внимание, король.

– Суть вопроса такова. Видя, насколько безукоризненно твой орден справляется со своей работой, я подумал, что раз вы в идеально знаете методы совершения убийств, так может вы и выслеживать других убийц способны?

– Только если это приведет к последующей ликвидации нами этого человека. И только в случае, если его личность известна, король.

– Да уж. Вот тут-то и загвоздка. Дело в том, что есть один человек… точнее был. Он являлся мне дальним родственником. Очень дальним, я даже не знаю, как его правильно назвать. Возможно, четвероюродный брат. Я назначил этого человека главой крупного города на юго-западе страны. И какой-то… отчаянный мерзавец отрубил ему голову прямо в собственном кабинете! А после этого словно в воду канул. Не сказать, чтобы я сильно любил своего родственничка, но его безнаказанное убийство очень вредит моей репутации. Я бы хотел, чтобы вы, вопреки вашим правилам, узнали, кто это совершил, и потом сделали то, для чего существуете. Заплачу за это очень щедро.

Лицо Конрата просияло в мрачной и загадочной улыбке.

– Речь идет о смерти мэра Трезны барона Друнвельда фон Рерика?

Король насторожился, всматриваясь в физиономию командира убийц:

– Да, именно о нем.

– Я знаю, кто совершил это убийство, король. И готов принять контракт на этого человека.

Бесстрастное лицо Лютера Третьего исказила гримаса удивления. Не веря услышанному, он произнес:

– Кто это?

– Его имя – Зоран из Норэграда. Предатель, изгнанный из нашего ордена.

Лютер удивился еще сильнее:

– Каждому королю известно, что Скала Воронов не является вымыслом. Но я и представить не мог, что у вас настолько длинные и неуловимые руки. Убить главу города прямо в его кабинете! В неприступном дворце! Под носом у стражи!

– Это сделал наш бывший соратник, король. Он враг нам обоим.

Лютер Третий злобно сжал губы. Как и любой монарх, он ненавидел, когда ему переходили дорогу.

– Тогда отправляйся немедленно и принеси его голову в Анкерош.

Группа из странного вида, одинаково одетых во все черное мужчин, похожих на наемников, заняла самый большой, но при этом уединенный стол таверны «Арлекин». Шесть мрачных, неулыбающихся лиц тихо разговаривали, попутно распивая крепкие напитки.

– Скельт был братом для всех нас, Норман. Не только для тебя. Боль будет сильной и долгой. Но со временем она пройдет. – утешал единственного выжившего из близнецов здоровяк Трэч.

Норман выглядел так, будто и сам умирал. Он поник, был бледен и ничего не ел. Только пил.

– Он был всем для меня. Единственным, с кем я мог вспомнить то, что было до Ордена. Будь проклят Зоран. Я найду и убью его.

– Его надо было еще в детстве убить. Я всегда знал, что он – выродок. – стараясь сделать сочувствующий вид, сказал Бирг Норману.

– Надо было преследовать его… – ответил тот.

Братья молчали какое-то время. Тишину прервал Бенедикт:

– Никто не знает, чего он вдруг с цепи сорвался?

Все отрицательно покачали головами. Неожиданно свои пять копеек вставил Креспий:

– Он считает, что это мы – предатели, а не он.

– Мы? Предатели? – начал вдруг Кай. – Предатели чего? Идиотских правил, которые нам все детство и юность внушал Андерс? Сначала он затащил нас в свою крепость, потом научил убивать, а потом вдруг окутал обыкновенные убийства ореолом нравственности. И чертов Зоран считает, что мы что-то там предали? Какую-то мораль? Нельзя предать того, чего нет, Креспий. А вот людей, которые больше двадцати лет были рядом с тобой можно. И твой дорогой Зоран именно это и сделал. Это он – предатель, но не мы.

– Согласен с Каем. – сказал Бенедикт.

– Я тоже. – пробасил Трэч.

– Он убил Скельта. Мы все согласны. – констатировал Бирг.

Креспий молчал. Он все еще не мог поверить в смерть Скельта от рук Зорана и бегство последнего. Как и не мог занять чью-то позицию в споре о предательстве. Ведь Креспий хорошо знал Зорана, четко видел его мотивы и понимал недовольство новыми приоритетами Ордена. Однако при всем этом, он все же не мог найти оправдание убийству Скельта: как можно убить своего брата по оружию ради человека, которого видишь впервые? Даже если ты не согласен со сложившейся в Скале Воронов ситуацией.

– Я достану ублюдка. И сдеру с него кожу. – не унимался Норман.

Вдруг, держа за горловину правой рукой увесистый мешок, к столу подошел Конрат.

– Как прошло, магистр? – спросил Бирг.

Конрат молча положил на стол мешок. Тот звонко бряцнул, соприкоснувшись с твердой поверхностью. Глаза братьев расширились от удивления.

– Это что, целый мешок крон? – удивленно спросил Бенедикт.

– Да. И, возможно, мы получим еще больше, если выполним следующий контракт.

Наемные убийцы переглянулись.

– Так быстро? – спросил Трэч.

– Да сколько же врагов у этого монарха? – интересовался Кай.

– Кто на этот раз? – следом за своими соратниками задал вопрос Бирг.

Конрат мрачно улыбнулся:

– У нас с королем оказалось много общего. Например, враги. Он хочет, чтобы мы принесли ему голову подлеца, убившего в Трезне его дальнего родственника, барона Друнвельда фон Рерика. Король желает, чтобы мы выследили и убили Зорана из Норэграда.

Бирг и Норман переглянулись.

– То, что надо. – сказал последний.

Он сказал ей, что ушел в лес охотиться на кроликов. Но Вилма Карнейт знала: сын говорит не правду. Он в который раз заверил ее, что смог победить свою зависимость, в который раз клялся, что с прошлым покончено. Но как всегда это было ложью.

Вилма надеялась, что когда они переедут, весь этот кошмар, который преследует ее в последние годы, закончится, и все будет по-другому. Но после переезда ничего не изменилось: ее сын по-прежнему находил способ приобрести наркотики и стал окунаться в мир иллюзий и безумия даже чаще, чем прежде. Больше Вилма не будет заниматься самообманом. Больше никаких завышенных ожиданий от этой жизни.

А ведь когда-то Вилма действительно думала, что сможет воспитать сына одна. По крайней мере, она пыталась искренне в это верить. А что ей оставалось делать, когда муж ушел от них сразу после того, как маленькому Габриэлю исполнилось четыре? Только верить.

Но время показало, что обыкновенной веры в собственные силы бывает недостаточно. Она была слишком добрым и мягким человеком, и Габриэлю не хватало твердого отцовского слова и сильной руки, способных пресечь любую глупую затею еще в зародыше.