Илья Юдачёв - Хроники ворона [Книга первая] [СИ]

– Яско мертв, Вилма.

Реакция женщины удивила Зорана. Она произнесла более чем радостно:

– Правда? Спасибо вам, мастер Зоран, я в век с вами не расплачусь. – она протянула убийце увесистый мешочек с кронами. – Держите, это вам.

Зоран смутился странным поведением заказчицы: казалось, услышав о смерти Яско, она вдруг поверила, что сын теперь в безопасности. Но он в эту самую минуту сидел в шатре и отходил от эйфории.

– Вилма, чему ты так обрадовалась? Смерть Яско не помогла твоему сыну, как я и говорил.

– Она поможет, Зоран, поможет. Сын рассказал мне, что на этот раз взял наркотики в своем тайнике. Но когда они в нем закончатся, ему уже не к кому будет обратиться! Так что скоро все будет позади.

«Габриэль сказал ей, что нашел дурь в тайнике»?

– Подожди меня здесь, Вилма. Мне нужно к твоему сыну.

Зоран подошел к Габриэлю и достал свой амулет. Не тратя время на убеждение, он сразу начал вращать его перед лицом парня и спросил:

– Где ты взял наркотики ночью?

– В своем тайнике. Недалеко от крепости.

«Все понятно. Гастрод каким-то образом внушил тебе эту мысль. Поэтому ты и не слышал, как я тебе кричал».

Зоран вернулся на улицу и посмотрел на несчастную Вилму. Ему стало жутко.

«Она действительно верит в то, что скоро все кончится. И ее снова ждет разочарование. Чем человек может заслужить такие муки»?

– Я не возьму деньги, Вилма. Они пригодятся вам для оплаты услуг лекаря. Советую начать его поиски как можно скорее.

– Он не пригодится, Зоран.

«Если бы ты только знала, как сильно в этом ошибаешься».

С тех пор как Динкель и Флави признались друг другу в своих чувствах, они практически все время проводили вместе. Рыжеволосая циркачка с каждым днем открывала для себя все новые и новые черты характера своего хромого возлюбленного. И каждая из них нравилась Флави и укрепляла привязанность девушки к жонглеру.

Оказалось, что он вовсе не был мрачным и угрюмым, а, напротив, был жизнерадостным, добрым и открытым, что вдвойне ценно, если знать через какие ужасы войны довелось пройти этому человеку. Он был чутким: ему удавалось с полуслова понимать Флави и угадывать ее желания. У него было искрометное чувство юмора. Он был сильным, несмотря на свои увечья, и за ним Флави чувствовала себя как за каменной стеной. Но что ей нравилось больше всего, так это глубина его чувств. После расставания с Эмилем Флави, наконец, узнала какого это: быть любимой по-настоящему.

Труппа после прибытия в Навию взяла небольшой перерыв в выступлениях. В туре по Кадилии артисты заработали достаточно денег для того, чтобы позволить себе немного отдохнуть от безумно плотного графика.

Все по-разному использовали этот короткий отпуск: кто-то кутил и пьянствовал, кто-то отправился навещать родственников, которых давно не видел, а кто-то просто отлеживался дома.

Динкель и Флави предпочли посвятить отпуск друг другу и каждый день ходили в театры, музеи, на скачки, либо просто прогуливались по улицам Навии. Они оба чувствовали одно и тоже: счастье, о котором так долго мечтали.

– Я никогда раньше не замечал, насколько красивая архитектура в центре Навии.

– Я тоже, Динкель. А знаешь почему?

– Почему же, Флави?

– Потому что мы никогда не гуляли по ним с теми, кого любим. – девушка посмотрела жонглеру в глаза.

«Мне до сих пор не верится, что это не сон. И всему этому я обязан безмозглому быку. Жизнь полна странностей».

– Мир действительно заиграл новыми красками, когда мы стали вместе.

Флави продолжала разглядывать покрытое шрамами лицо Динкеля.

– Поцелуй меня. – сказала она.

Жонглер с удовольствием подчинился. Поцелуй был долгим, и влюбленным казалось, что время остановилось. Их абсолютно не смущало, что прохожие смотрят на них, и кто-то при этом улыбается, кто-то недовольно качает головой, едва сдерживаясь, чтобы не сделать замечание, а кто-то, в основном из числа пожилых, сердито бурчит себе под нос. Когда они закончили целоваться, Флави произнесла:

– Знаешь, мне кажется, я уже давно тебя полюбила. Просто не могла признаться в этом самой себе.

Динкель улыбнулся:

– На счет тебя не знаю, но я влюблен по уши уже очень давно.

– Пойдем домой? – предложила циркачка.

– Пойдем.

Они были слишком увлечены друг другом, чтобы заметить, как две пары внимательных глаз наблюдают за ними из-за угла.

Двое мужчин в темных одеждах и с капюшонами на голове бродили по улицам Навии, выжидая удобный случай для того, чтобы остаться наедине с тем, кого выслеживали.

– Они вообще расходятся когда-нибудь?

Тот мужчина, который был ниже ростом, пожал плечами:

– Не знаю, Бирг. Зоран немного по-другому рассказывал о нем.

– В смысле?

– Он почему-то говорил, что Динкель – вечный одиночка.

– Хм. Это точно он, Креспий?

– Точно.

Они следовали за влюбленной парочкой, стараясь не отставать, но в то же время быть незаметными. Надо сказать, особого труда это не составляло, ввиду беспечности обоих циркачей.

Бирг был, как обычно, спокоен, сосредоточен и уверен в правильности того, что делает, а Креспий угрюм. Младшему из братьев не очень понравилось поручение, данное магистром Конратом, а именно найти и допросить Динкеля любыми доступными методами. Этому человеку однозначно придется развязывать язык силой, так как, судя по рассказам Зорана, Динкель отчего-то был невосприимчив к гипнозу, даже с помощью зачарованного амулета.

«Я вращал его прямо перед лицом Динкеля, а он просто смотрел на меня как на дурака и по-прежнему отказывался говорить какие у него карты».

За все время, что Креспий провел в Ордене, он еще ни разу не поднимал руку на невинного человека. Это едва не произошло в Хиконе, где кровавую работу сделал ныне покойный Скельт, и это уже точно произойдет в Навии по отношению к хромому жонглеру.

Креспий и Бирг уже второй день безуспешно ходили за парой циркачей в ожидании момента, когда они, наконец, разделятся. Но этого не происходило и убийцы, в который раз, свернули на очередную широкую улицу вслед за теми, кого преследуют.

– Может, схватим их обоих, а Креспий?

Младший из Ордена с укором посмотрел на напарника.

«Ему что, вообще без разницы, сколько крови проливать»?

– Я думаю, подождем еще.

Бирг вздохнул.

– Надоело мне ждать, Креспий. Сделали бы с тобой дело, да пошли бы дальше. Но будь по-твоему, подождем еще немного.

Креспия передернуло, когда он представил, как допрашивает парочку, заставляя влюбленных видеть страдания друг друга. При мысли о том, что если бы он послушался Бирга, ему бы пришлось причинять боль женщине, Креспий чуть не возненавидел себя за то, что делает.