Владимир Ильин - Напряжение сходится [litres]

И в следующий раз дорогие автомобили остановились возле угрюмых пристроев из выщербленного от времени кирпича, за которыми начинались узкие ряды торговых павильонов, наполненных своей особой жизнью, звуками и судьбами.

Продавалось в таких местах все, начиная от османского трикотажа до японских фар и разнообразной электроники в безымянных ларьках, а подобие порядка поддерживали те люди, которые называли это место своим, собирая аренду и щедро оплачивая поразительную рассеянность городовых. Были там и украшения – личные и навезенные контейнерами из Китая. Даже камни россыпью – на протянутых к нам ладонях, скрытые от чужого взгляда другой рукой. И даже не все из них оказывались искусно обработанным бутылочным стеклом и дефектным янтарем.

В таких местах сложно наткнуться на семейные реликвии или что-то действительно стоящее, но даже одна серьезная находка могла оказаться дороже, чем весь рынок целиком. Владелец не получит полной цены – да и невозможно определить точно, какая доля в стоимости шедевра – от таланта и мастерства, а какая – от найденной заготовки. Равно как тяжело сравнить кусок мрамора и скульптуру – хотя опытный резчик тоже предъявит немалые требования к целостности и структуре камня. Но там, где нам продавали находки, были довольны своим прибытком – так как, кроме шести семей, во всей империи никто все равно не мог определить их истинную ценность.

Так что цену, снимая нитку бус с руки замерзшего на холодном и влажном воздухе продавца, называл сам Федор – и с ним соглашались всегда, пряча полученные деньги и спешно собирая остальной товар, чтобы уйти. А иногда – даже и бросая все остальное, выложенное на лотке.

Однако на этом рынке было совершенно иначе. Пусть я и не участвовал активно в процессе поиска, но отметить, что ни на одном лотке нет даже претензии на продажу украшений, мог легко. Вообще, откровенно говоря, продажа драгоценных металлов и камней – строго лицензируемая деятельность. Никто не станет хватать за руку одинокого продавца, продающего перстни с пальцев, – равно как и он не доищется правды, ежели те перстни будут изъяты в пользу государства. То же самое относится и к скупщикам золотых цепочек и старинных монет, а также их клиентам – все на тонкой грани легальности между частной сделкой и бизнесом. Но пока соблюдаются приличия, а оборот до смешного мал – городовые закроют глаза, и вспоминать о криминале под носом станут только во время рейдов или, ненадолго, после спущенных сверху приказов навести порядок.

Здесь же складывалось ощущение, что такой рейд завершился буквально парой минут раньше – кроме бижутерии, подходящей школьницам и уже неприемлемой даже студенткам, ничего не было. Хотя сам рынок не казался взбудораженным, а в темах для бесед не было и намека на действия властей. Странно это все.

Прямые же вопросы Федора подсказать, как пройти к нужным лоткам, получали прямые же ответы – такого тут не продается.

– Но так же не бывает… – задумчиво произносил брат.

И мчался дальше по рядам…

– …а я ему и говорю – переставляй забор обратно, пока куму не пожаловалась! Кум-то мой не абы где, а в государевых людях ходит…

– Максим, я придумал! – тронул за руку Федор, отвлекая от очередной подслушанной истории.

Я невольно вздрогнул и посмотрел в лицо чем-то взбудораженному брату.

– Только нужны деньги, – тут же уточнил он.

Вот уж с чем проблем пока не было. Хотя с деньгами бывают разные проблемы – вон у Еремеевых вчера оказалась просто серьезнейшая загвоздка с тем, куда их деть. Как подсмотрели средства наблюдения (я одолжил у Артема со склада беспилотник четыре года назад и регулярно подновлял расписку), замучившись махать лопатами, к одиннадцати часам дня они все-таки вспомнили, что у них есть трактор. А к пятнадцати осознали, что прятать деньги в крошечный гостевой домик – не самая лучшая идея, так как с улицы в окнах все равно видно номинал купюр, да и куда теперь размещать гостей?

В итоге они выкопали рядом с деньгами яму, застелили пленкой и ковшом столкнули все оставшееся туда, закопав сверху земляным холмом. Вокруг ходил и сокрушался князь Давыдов, что телефон по-прежнему не работает и ему опять никто не поверит. А князь Панкратов меланхолично уточнял, знает ли невеста, что никакого дерева сверху не вырастет…

– Максим, нет денег?

– Прости, опять задумался, – повинился я, доставая из внутреннего кармана ветровки стопку крупных купюр.

– Давай все, – перехватил брат и, оглянувшись, запихал их кое-как в свой кошелек, а затем поместил его в карман джинсов. – Теперь пойдем к продуктовым рядам. Там мы еще не примелькались. Так, а вы двое, – строго обратился он к своей свите, – держите дистанцию в два десятка метров и не вмешивайтесь без крайней необходимости.

Те даже не кивнули, но пожелание выполнили.

Хотя какой риск в том, чтобы покупать продукты? Оказывается, он есть, если на глазах у продавщицы и привлеченных оживленным торгом зевак вынуть кошелек и расплатиться за пакет мандаринов одной красной купюрой из стопки таких же, а затем засунуть кошелек в задний карман.

Я наблюдал за этим с отдаления, потому отчетливо увидел, как организованная группа чумазых мальчишек, изображая нечто среднее между какой-то игрой и догонялками, врезалась в спокойно идущего Федора и, не извинившись, побежала дальше.

– Кошелек украли, – вернувшись и ощупав карман, довольным тоном констатировал брат.

– Поздравляю, у тебя теперь ни документов, ни семейных фото, – слегка отстраненно прокомментировал я.

– Это ненадолго, – задумчиво посмотрел он в ту сторону, куда убежали мальчишки, – подождем.

– Господин, нам вернуть утерянное? – неслышно подошел один из свиты.

– Подождем, – настойчиво произнес Федор и сложил руки на груди.

Хоть я и отнесся к этому предложению скептически, но, к удивлению, ждать пришлось недолго. Правда, я сразу и не связал с нами представительную группу из четырех людей, больше походящую на собиравшую здешнюю аренду «администрацию», но за сотню шагов отметил их направленное внимание и торопливые шаги в нашу сторону. Немолоды, на пятом или шестом десятке лет, но возраст не так сильно довлел над ними – спортивное прошлое сохраняло плечи и спины прямыми, а в движениях оставалась та взрывная энергия, что некогда в былые годы наверняка приносила победы на ринге или борцовском ковре. Невысокие, с небольшой небритостью щек и короткими бородами, азиатским прищуром в глазах и честной европейской прямотой – они являли собой совокупность портретов с доски «Их разыскивает полиция» возле любого околотка, но были столь дорого и стильно упакованы в кожу и прочее от Гуччи, что не всякий городовой взялся бы проверить их документы.