Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Через год, когда я шла по священному залу совершать возлияния, она указывает на меня и говорит: «Что у тебя за цель?»

«Вернуть вас к вашему королевскому предназначению, принцесса».

«Нет в моем предназначении ничего королевского, и я не принцесса», – молвит она.

Две луны спустя подзывает она меня к себе. Как женщину равную, но помнящую о ее королевском происхождении. Через две луны после этого рассказываю я ей, что водная богиня уготовила ей более высокое предназначение. Еще три луны, и она верит мне после того, как я велю росе поднять меня над землей и выше ее головы. Нет, не мне верит, а верит, что в жизни ее возможно нечто большее, чем бездетное вдовство да бормотание молитв богине, какую она ненавидит. Нет, не вера, ибо говорит она, что вера доведет людей, ее окружающих, до гибели. Говорю ей: «Нет, моя госпожа, только вера в любовь способна на это. Примите ее, возвратите ее, питайте ее, но нипочем не верьте, что любовь способна создать что-то иное, нежели любовь». Год еще не закончился, как Бунши явилась ей в последнюю жаркую ночь года, когда почти все женщины, сто и еще двадцать и еще девять, отправились мыться к водопаду с нимфами. Явилась рассказать правду о ее линии преемственности, разъяснить, почему именно ей надлежит восстановить ее. «Мы пришлем человека, – сказала Бунши, – все уже устроено».

«Взгляни на мою жизнь. Вся она вокруг дыры, какой владеют, распоряжаются и какую устраивают мужчины. Теперь я должна и от женского рода принять такое же? Ты ничего не знаешь про сестринскую обитель, ты всего лишь бледное эхо мужчин. Истинный Король будет бастардом, незаконнорожденным? Эта фея водная тоже при рождении на головку упала?»

«Нет, Достойнейшая. Мы нашли принца в…»

«Калиндаре. Еще одного? Их, похоже, повсюду полно, как вшей, этих безземельных принцев Калиндарских».

«Брак с принцем делает вашего ребенка законнорожденным. И когда возвратится истинная линия королей, он сможет заявить о своих правах перед всеми лордами».

«Насрать на всех лордов. Все эти короли тоже вышли из лона женщины. Как остановить это наследование по мужской линии, раз ему следовали все другие мужчины? Убить всех мужчин».

«Тогда правьте ими, принцесса. Правьте ими через его посредство. И покиньте это место».

«А если место это мне нравится? В Фасиси даже ветры замышляют против тебя».

«Если желание ваше остаться, тогда останьтесь, госпожа. Только до тех пор, пока ваш брат остается Королем, мор чумной над землею и под нею наведается даже и сюда».

«До сих пор ни одна чума не наведалась. Когда этому поветрию произойти? Почему не сейчас?»

«Возможно, боги дают вам время предотвратить это, Ваше Достоинство».

«Язык твой слишком гладок. Я не полностью верю ему. Дайте же мне, по крайней мере, увидеть этого человека».

«Он прибудет к вам под видом евнуха. Если он вас устроит, то мы найдем старейшину, что стоит за наше дело».

«Старейшину? Что ж, тогда мы обречены на предательство», – говорит она.

«Нет, госпожа», – отвечаю. Я доставляю принца из Калиндара. За сотню лет нога ни единого мужчины не ступала в Манту, зато евнухов бывало много. Ни одна женщина не попросила бы евнуха задрать подол одежды, под какой шрамы свидетельствовали об ужасающей работе ножа. Однако у главного входа стояла громадная стражница, дочь из рода самых высоких женщин в Фасиси, которая хватала за пах и сжимала пальцы в кулак. Накануне я убеждала принца делать так-то и так-то, забыть о своем величайшем неудобстве и не выдать себя волнением, не то его убьют – и не посмотрят, что принца убили. «Яйца свои прощупайте хорошенько и протолкните из мошонки в свои заросли. Свой конгконг , ствол срамной, оттяните сильно и спрячьте меж ног, пока не дотянется он до дыры в заднице. Стражница нащупает у вас мошонку, свисающую по обе стороны конгконга , и решит, что вы женщина. Она даже в лицо вам не заглянет». Принц проделал весь путь до покоев Лиссисоло, прежде чем снял с себя чадру и рясу. Высокий, темнокожий, с густой шевелюрой, карими глазами, полными и темными губами, узором из шрамов на челе и по обеим рукам, да еще и на немало лет моложе по возрасту. Ему только то было известно, что пред ним наследная принцесса и что он получит титул.

«Он подойдет», – говорит Лиссисоло.

Мне не пришлось отправляться на поиски старейшины. Семь лун – и старейшина нашел меня. Фумангуру закончил петиции, потом послал сообщение через барабан эве, слышать какой могли лишь посвященные женщины, потому как выстукивал барабанщик до того благочестиво, сообщая, что у него для принцессы вести, какие могут оказаться добрыми, а могут и плохими, но наверняка окажутся разумными. Семь дней я гнала лошадь, чтобы встретиться с ним и сказать, что его желание, его предвидение реальны, но сыну ее нельзя рождаться бастардом. Мы верхом возвращались обратно еще семь дней: я, старейшина Басу Фумангуру и принц из Калиндара. Одни сестры знали, другие нет. Некоторые понимали: что бы ни происходило, это весьма и весьма важно. Другие полагали, что новые люди придут и порушат священную девственность Манты, несмотря на то, что многие годы крепость была местом обитания мужчин. Одних я попросила не болтать о том, что происходило, другим пригрозила. Но как только ребенок родился, я поняла, что он в опасности. Единственное безопасное место для него – это Мверу, говорю я принцессе, которая не должна вновь терять ребенка. «Держите его здесь, и вы наверняка снова его потеряете, ведь любая из сестер с готовностью предаст нас», – убеждаю я ее. И в самом деле, так оно и случилось. Эта самая сестра уходит ночью (не для того, чтобы отправиться куда-то, ведь в любую сторону иди, шагать пешком будешь дней десять и еще пять) подальше, чтоб голубя выпустить. Голубя она пустила прежде, чем я добралась до нее, но я допыталась у нее, что отправляла она голубей обратно их хозяину в Фасиси. Потом я перерезала ей горло. Иду обратно и говорю принцессе: «Уходить нет времени. Депеша уже на пути ко двору». Мы той же ночью отправляем его к Фумангуру, понимая, что это займет семь дней, а принцессу оставляем с еще одной группой умудренных женщин, преданных Королеве Долинго. Малец три месяца остается на попечении Фумангуру и живет у него как собственный сын старейшины. Вам известно, как все дальше пошло.

Мы сидели в наполненной утром комнате, ощущая тишину. У сидевшего рядом Мосси замедлялось дыхание. Я гадал, куда О́го подевался и сколько утреннего времени прошло. Соголон до того долго смотрела в окно, что я подсел к ней глянуть, на что она засмотрелась. Потому-то запах мальца в один миг щекотнул мне нос – и пропал в следующий миг. Еще было непонятно, отчего порой он был в четверти луны пути, а иногда – в пяти лунах.