Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Вся одежда спала с него, и он переступил, выйдя из образовавшейся на полу кучи. Оседлал меня и зажмурился, опускаясь, и у меня поднялся уже в нем. Так он всегда начинал свою игру. Насаживаясь на меня, он будто в омут погружался, пока всем задом не уселся мне на ноги, потом, не высвобождаясь, повернулся, оказавшись спиною ко мне. Как-то я заметил ему, что лишь мужчины, кому ложь нужна, уверяют своих жен в желании трахаться на собачий лад, сзади, – он до сих пор так делает. Спросил то, что всегда меня спрашивает: «Хочешь, чтобы я тебя поимел?» – а я ответил так, всегда отвечал: да. Мисс Уадада всякий раз, когда я уходил, спрашивала: «Он тебя не обидел?»

– Етить всех богов, – выдавил я из себя, шипя, и так загнул пальцы на ногах, что на них суставы хрустнули.

Я столкнул его на пол и запрыгнул сверху. После, когда я уже вышел из него, зато он сидел на мне, как в седле, он спросил:

– Ты сейчас идешь за Светом с востока?

– Нет.

– За призраками-ходоками с запада?

– Экоййе, что за вопросы?

– А то, Следопыт, что все люди под солнцем, люди, что обожают думать, что они отличаются друг от друга. Наверное, им претит тот смысл, что, когда они воюют, все становятся одинаковыми. По их выходит, что бы ни тревожило их тут… – Он показал на свою голову. – Они могут в меня втрахать. Думать так – думать по-чужому, чего я не ждал от человека, прошедшего десять и еще две земли. Может, ты слишком много бродяжничаешь. Следом ты еще и молиться всего одному богу начнешь.

– У меня в голове нет ничего, чтоб из нее вытрахивать.

– Что же тогда нужно Следопыту?

– Кому понадобится что-то еще после такого, – сказал я, шлепая его по заднице. Уловка не прошла, и мы оба поняли это. Он рассмеялся, потом откинулся навзничь, пока спиной не коснулся моей груди. Я обхватил его руками. Почувствовал капельки пота. Экоййе всегда оставался сухим.

– Следопыт, я соврал. Люди со Света с востока никогда ничего не вытрахивают. Всегда хотят, чтоб это в задницу втыкалось. Так, еще раз: что нужно Следопыту?

– Ищу старые вести.

– Насколько старые?

– Три года и много лун.

– Три года, три луны, три ночи – мне все без пользы.

– Я спрашиваю об одном из старейшин Кваша Дара. Его имя – Басу Фумангуру.

– Что все говорят?

– Ничего. Я сказал, что они знают, а не что они расскажут. Им следовало бы сжечь тот дом дотла и убить чуму, но никто и шагу не сделает. Это…

– По-твоему, на дом чума напала.

– Или проклятие речного демона.

– Понимаю. Насколько он влиятелен, человек, что платит тебе за такие разговоры? – Он рассмеялся. И пояснил: – Ты заплатил мисс Уадада за трах.

– И я плачу тебе намного больше платы за разговор. Ты видел мой кошелек и знаешь, что есть в нем. Теперь говори.

Он опять уставился на меня. Оглянулся, словно в комнате кто-то еще был, потом завернулся в простыню.

– Идем со мной.

Он сдвинул в сторону кучу ящиков (верхний раскрылся, из него полезло белье) и отодвинул щеколду на двери не выше моего бедра. Я двинулся было за ним, но он кивнул на мою одежду:

– Ты в эту комнату уже не вернешься.

Он на корточках полез первым. Проход темный и жаркий, стены крошатся, пыль, потом твердый – дерево, потом еще тверже – раствор и штукатурка, постоянная темень – ничего не разглядеть. Зато наслушался я много. Из каждой комнаты неслись крики мужчин и звуки сношений любым способом и манером, зато девицы и мальчики все стонали одинаково, причитая: пхни меня своим большим, своим крепким, своим нинки-нанка , не знающим пощады тараном, и еще, и еще. Школа мисс Уадада. Дважды мелькала мысль, что это западня. Экоййе вылезает первым – и это знак убить выползающего за ним следом. Стоит, может, какой-нибудь гад с мечом нгулу, какой моей шеи дожидается… Впрочем, Экоййе не мешкал.

Ведь карабкались мы еще дольше, до того долго, что я уж подумывать начал, кто этот ход устроил, кто так долго добирался до постели Экоййе. Впереди него тьма замерцала звездами.

– Ты куда нас ведешь?

– К твоему палачу, – ответил он, потом рассмеялся. Мы вышли на пролет лестницы, что вела на крышу дома, мне не знакомого. Никакого запаха мускуса, никакого запаха мисс Уадада, никакого благовония или вони борделя.

– Нет, тут мисс Уадада и не пахнет, – произнес он.

– Ты слышишь слова, какие я не произносил.

– Коли ты ими так громко в голове гремишь, Следопыт.

– Это так ты вызнаешь тайны мужчин?

– То, что я слышу, никакая не тайна. Все девицы это тоже слышат.

Не сдержавшись, я засмеялся. Кому же еще быть знатоком мужских умов?

– Ты на крыше дома купца из квартала Ньембе.

– Обработчики металлов? Мы на север карабкались?

Экоййе кивнул.

– Одни говорят, мол, был убийца, другие говорят – монстры, – сказал он.

– Кто? Ты о чем сейчас говоришь?

– О том, что произошло с твоим другом Басу Фумангуру. Видел людей, что нынче кучкуются в нашем городе?

– Семикрылы.

– Они, их так называют. Люди в черном. Женщина, что живет рядом с Фумангуру, сказала, что видела много мужчин в черном в его доме. В окно она их видела.

– Семикрылы наемники, а не наемные убийцы. Совсем не похоже на них убивать всего одного, да еще и с семьей. Даже на войне.

– Не я называл их Семикрылами, а соседка. Может, они демонами были.

– Омолузу.

– Кто?

– Омолузу.

– Я такого не знаю.

Он подошел к краю крыши, и я за ним. Мы стояли на высоте трех этажей. Какой-то мужчина вертелся на улице, от его кожи сильно несло пальмовой водкой. Не считая его, улица была пуста.

– Какая ж свора людей, кому понадобилось, чтоб этот человек умер. Одни говорят про Семикрылов, другие про демонов, а кто и про войско комендантское.

– Потому как у всех у них любовь к черному?

– Ответы ты ищешь, волк. Вот что известно. Кто-то забрался в дом Басу Фумангуру и убил всех до единого. Никто не видел никаких тел, и не было никаких похорон. Вообрази старейшину города Конгора, что умер без почестей, без похорон, без процессии знати во главе с лицом королевской крови, никто даже о смерти его не объявил. А меж тем вокруг дома его в одну ночь вырос дикий колючий кустарник.

– Что ваши старейшины говорят?

– Ко мне ни один не приходил. Ты знаешь, что его убили в Ночь Черепов?

– Я тебе не верю.

– Что была Ночь Черепов?

– Что ни один из этих болтливых растлителей детей не приходил к тебе с тех пор.

– По-моему, Семикрылы собираются постоять за Короля.

– По-моему, ты увертываешься от вопроса.

– Не так, как ты думаешь.

– Нынче, похоже, низкому народу все известно, что творят Короли.

Экоййе хмыкнул:

– Хотя… вот что мне известно. В тот дом наведались люди, среди них один или два старейшины. И может, один-два из Семикрылов. Один нездешний, они называли его Белекуном Большим – так уж люди шутят в этих краях. Это он не умел свои дырки держать на замке, особливо свой рот. Он приходил к нам еще с одним старейшиной.