Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Я принял в сторону и продолжал шагать, но бык встал у меня на пути. Я в сторону двинул – и он тоже. Опять и опять оглядывал меня сверху донизу и, могу поклясться богами, демонами и речными духами, смеялся. Он подошел поближе и отступил на шаг назад. Если б бык хотел убить меня, я уже давно бы с предками прогуливался. Подойдя поближе, он подцепил рогом занавеску, в какую я обернулся, и сдернул ее, так что я закрутился и упал. Я обругал этого быка, но занавеску поднимать не стал. К тому ж раннее утро, кто меня увидит? А если кто и увидел бы, я мог заявить, что меня разбойники ограбили, когда я в реке купался. Через десяток шагов после арки я оглянулся и увидел, что Буффало идет за мной следом.

Вот правда: Буффало оказался отличнейшим спутником. В Конгоре даже старухи спят допоздна, так что если и оказывалась на улице какая душа, то из тех, что никогда не спят. Пальмовой водки выпивохи и балдеющие от пива масуку чаще наземь валились, чем вставали. Я мигом отводил взгляд всякий раз, когда мы проходили мимо таких, а те таращились на голого мужика, что шагал рядом с буффало, да не так, как с собачками гуляют, а как люди с людьми прогуливаются. Один мужик, кто растянулся на спине посреди дороги, повернулся, увидел нас, вскочил и припустил бегом – прямо в стену.

Река затопила берега за четыре ночи до того, как мы пришли, и Конгор вновь вот уже три луны как был островом. Я разрисовывал себе грудь и ноги речной глиной, а бык лежал в траве и жвачку жевал, качая головой вверх-вниз. Я нанес узор вокруг левого глаза, вверх до самых волос, вниз до скулы.

– Откуда ты, любезный Буффало?

Бык повернул голову на запад и повел рогами вверх-вниз.

– С запада? У реки Буки?

Бык покачал головой.

– Еще дальше? Из саванны? Да разве есть там пригодная вода, Буффало?

Бык покачал головой.

– И потому ты бродишь? Или есть другая причина?

Бык кивнул: есть.

– Уж не вызвала ли тебя эта чертова ведьма?

Бык покачал головой.

– Тебя Соголон призвала?

Бык кивнул: да.

– Когда мы были мертвыми…

Бык поднял взгляд и фыркнул.

– Говоря «мертвыми», я не имел в виду умершими, я хотел сказать, когда в сознании Соголон мы были мертвы. Она сказала, что нашла других. Ты один из ее других?

Бык кивнул: да.

– И ты уже ясно представлял себе, как я одет. Должен сказать, что ты особенный буффало.

Мы ушли в буш, бык хвостом отгонял мух. Шагах в пятидесяти я услышал тяжелую поступь пробиравшегося в траве мужчины и сел на берегу, опустив ноги в речку. Он подобрался ближе, я вытащил нож, но не обернулся. Холодная сталь клинка ткнулась мне в правое плечо.

– Скверный мальчишка, как с делами-то управляешься?

– Управляюсь-то прекрасно.

– Ты потерялся? По виду похоже на то.

– Это такой у меня вид?

– Ну как же, соратник, мечешься тут рысью, личность твоя никакой одежкой не прикрыта, словно ты безумец, или мальчиков любишь, или козел похотливый, или – кто?

– Просто ноги в речке мою.

– Значит, ты ищешь квартал педиков.

– Просто мою ноги в этой речке.

– К кварталу педиков… Это куда ж теперь? Подержи уздечку. Нет тут кругом никакого квартала педиков. Эй, а ты уверен, что правду говоришь? Потому как я в прошлый раз в квартале педиков своими глазами видел твоего отца и твоего деда.

Он шлепнул меня по скуле плашмя мечом. «Вставай!» – велел. По крайности, не собирался зарубить меня без боя. Ниже меня почти на голову, зато в белом снизу, в черном поверх – Семикрыл. Первой мыслью у меня было наплевать на его злость и спросить, зачем Семикрылы собираются, коль скоро даже мудрая Соголон о том не знает. И тут он, понизив голос, кое-что мне сказал:

– Знаешь, что мы делаем с такими, как ты?

– Что?

– Кому хочешь, чтоб я голову твою послал, детоложец?

– Ты не прав.

– Как это не прав?

– В том, что я детоложец. По большей части как раз мальчики меня имеют. Слышь, но тут один попался, лучший за много лун, до того тугой, что, поверишь, пришлось кукурузную кочерыжку вставлять, чтобы дыру расслабить. Потом кочерыжку я съел.

– Я те сперва яйки отрублю, а после башку, а что останется, после в речку сброшу. Как тебе такое нравится? И когда обрубки твои поплывут по реке, народ станет пальцами казать да приговаривать, гля-кось, вроде как шога -детоложец в воде кувыркается, не пейте из реки, не то сами детоложцами станете. Брось нож.

Я посмотрел на этого бойца ростом не выше мальчика, кто спутал понятия «толстый» и «мускулистый» и обвалял в дерьме мое тихое утро. Бросил нож, что в руке был, и тот, что к ноге пристегнут.

– С каким бы удовольствием я сейчас солнце поприветствовал, а потом и попрощался с ним без того, чтоб человека убивать. – Он рассмеялся.

– За Песочным морем есть народ, они каждый год у себя, где живут, праздник устраивают и место свободное оставляют для призрака, человека, что когда-то был живым, – сказал я.

– Может, мне стоило бы пришибить безумный твой язык, а не твое порочное распутство.

Наемник размахивал передо мною мечом, но я с места не тронулся. Он шагнул вперед как раз тогда, когда что-то мягкое пхнуло его сзади в шею.

– Ишачья ж ты тетка!

Он круто развернулся, и в этот момент Буффало опять фыркнул носом, залепив слизью лицо вояки. Тот, оказавшись глаза в глаза с быком, вздрогнул. Не успел вояка и меч поднять, как Буффало подхватил его на рога и забросил в траву. Вояка не сразу, но все ж сел, тряхнул головой, поднялся на ноги и поковылял прочь, когда Буффало опять подогнал его.

– Ты не торопился. Я мог бы хлеб испечь.

Бык потрусил мимо, на ходу шлепнув меня по щеке хвостом. Я рассмеялся.

Когда я вернулся, дом уже пробудился. Буффало склонился к траве и утонул в ней головой до земли. Я заметил, что он ленив, как старая бабка, и в ответ услышал посвист рассекшего воздух хвоста. В уголке у центрального входа сидела Соголон с мужчиной, как я предположил, с домовладельцем. От него исходил аромат бизабола, дорогого благовония из земель за Песочным морем. Белая чалма укрывала голову и подбородок довольно плотно, чтоб можно было кожу разглядеть. Белый наряд с узором в виде колосьев просо, а поверх накидка цвета темного кофе.

– Где девочка? – спросил я.

– Там, на какой-то улице, терзает какую-то женщину, потому как одежда по-прежнему вызывает в ней восторг. Настоящая старая подруга, каких она в жизни своей не видела, – произнесла Соголон.

Мужчина кивнул прежде, чем я догадался, что она говорила не со мной. Он пыхнул своей трубкой, потом передал ее Соголон. Клуб дыма из ее рта я бы за облако принял, до того он был густым. Палочкой она начертала на земле шесть рун и чертила седьмую.

– И как Следопыт уживается с Конгором? – спросил мужчина, все еще не глядя на меня. Я подумал, что он с Соголон говорит в той грубой манере, в какой богачи и влиятельные люди способны говорить о тебе прямо у тебя под носом. «Слишком недолог еще день, чтоб заставлять людей испытывать тебя», – сказал я про себя.