Джон Норман - Моряки Гора

Имя Флавий очень распространено в средних широтах Гора, в том числе и в Аре, и в других местах. Я предположил, что это имя было выбрано ей исходя из её собственного имени — Флавия, которые также весьма часто встречается в тех местах. Нет ничего необычного и в том, что рабыня может отчаянно стремиться вернуться к своему хозяину. В женском сердце часто вспыхивает любовь, во всей её беспомощности, потребности, глубине, широте, красоте и страсти, к мужчине, чей ошейник она носит. Но это чувство неизвестно свободной женщине. Это известно только той, которая является собственностью, той, которая принадлежит мужчине, полностью.

— О каких беспорядках в Аре идет речь? — спросил один из мужчин.

Я была уверена, что его интерес не был искренен, это была своего рода проверка. Беспорядки в Аре начались ещё несколько дней назад, и с того времени город покинули уже сотни беженцев, рассеявшись по окрестностям, скорее всего, в основном двигаясь в сторону побережья, возможно, надеясь получить убежища на островах. Шесть женщин, что находились в лагере, вероятнее всего, были из Ара, возможно, те самые, чьи имена попали в проскрипционные списки, и теперь они выторговали для себя выхода из Ара, пусть и ценой ошейника. В действительности, я нисколько не сомневалась, что эти мужчины сами были из тех, кто бежал из Ара. Неужели, в окрестностях Ара нашёлся бы кто-то, кто не знал бы о тех бедствиях и изменениях, что происходили в Аре? Однако я ответила со всей возможной невинностью, словно была уверена, что заданный вопрос был совершенно искренним. «Восстание, — сообщила я, — мятеж, окончание оккупации, изгнание чужих войск из Ара». «Кто такой, этот Флавий? — осведомился другой мужчина. «Торговец невысокого ранга из Брундизиума», — ответила я, решив не заявлять для своего мнимого хозяина высокого статуса, поскольку не исключено, что кто-то из людей, развалившихся вокруг костра, мог быть знаком с купечеством большого порта. Я стояла на коленях, держа их вместе. Кроме того, пришло вдруг в голову мне, что я не спросила разрешения говорить. «Возможно, они здесь снисходительны к своим рабыням», — подумала я, но я бросив взгляд на раздетых, связанных женщин, лежавших за границей круга, освещенного костром, усомнилась в своём предположении. «Могу я поинтересоваться, — спросила я, — Домашние Каменные какого города почитают Господа?». Это могло иметь большое значение в том, что должно было произойти далее. Мужчины посмотрели друг на друга, и некоторые из них засмеялись. Хотя их поведение меня несколько смутило, но одновременно оно заверило меня в том, что среди тех, кто меня окружал не было выходцев из Ара или с островных Убаратов. Будь они из Ара, то, боюсь, меня могло бы ждать возвращение в город, что с большой вероятностью могло закончиться судом и смертью на колу. Если бы они были с островных Убаратов, то за время оккупации, сопровождавшейся систематическим грабежом города, успели привыкнуть думать о женщинах Ара как годных только для рабства. «Кажется, — сказала я, — на вас не висит бремя принятой присяги, связанной с взятой платой, и следовательно, Вы открыты перспективе получения значительной выгоды». «Конечно», — кивнул тот из них, которого я сочла лидером этого отряда. Это был именно тот, кто держал свой нож у моего горла. «Тогда мы можем говорить свободно, — решила я, — но вначале, так как я два дня провела в дикой местности, ослабла от голода и жажды, и у меня практически не осталось сил, я хотела бы поесть и напиться, подкрепиться Ка-ла-на и отдохнуть. «Конечно», — повторил их вожак, довольно любезно улыбнувшись, и кивнул одному из свои людей. Тот подошёл к женщинам и освободил от верёвки, ту из них, что лежала ближе всех к колу справа от меня. На руках женщины были верёвочные кандалы, и она едва могла самостоятельно стоять и перемещаться. Отвязав невольницу, он снова прикрепил верёвку к колу и только после этого освободил её руки. Женщина, не отрывая от меня пристального взгляда, принялась растирать запястья. Мужчина указал на меня и приказал: «Накорми и напои её». Я не стала заострять внимание на том, как это было сказано, хотя звучало это так, словно речь шла не обо мне, а о каком-нибудь животном. Меня больше волновали жажда и голод, мучившие меня. «Почему я, ещё недавно свободная женщина, должна прислуживать обычной рабыне?» — возмутилась отвязанная женщина. Она тут же была схвачена за волосы и получила, одну за другой четыре пощёчины, после чего, глотая слезы, едва способная передвигаться из-за короткой верёвки на её щиколотках, проковыляла мимо меня за едой и питьем. Я взяла поданную мне пищу и ка-ла-на, которое, сомневаюсь, разрешили бы ей самой, при всем её высокомерии и презрении свободной женщины к той, кто одета как рабыня. Потом я то ли упала в обморок, то ли заснула. Проснулась я спустя несколько часов, ближе к полудню. В первый момент у меня было ощущение, как будто я нахожусь в своих собственных апартаментах, и вот-вот появится одна из моих девушек, откроет портьеры и внесёт горячее чёрное вино и блюдо со свежей, сладкой выпечкой, но затем, внезапно, ошеломив меня, в моей памяти всплыли ужасы последних двух дней, крыша Центральной Башни, моё унизительное переодевание, бегство, поля, слин, нападение куста-пиявки, нож у моего горла, и я, открыв глаза, уставилась на небольшой лагерь, на который я набрела вчера вечером, обессиленная, со стёртыми в кровь ногами, мучимая голодом и жаждой, и несчастная. Я непроизвольно коснулась шеи и почувствовала там ошейник, рабский ошейник. В следующий момент меня охватил страх, что туника, вполне достаточная в обычном состоянии, насколько это вообще было возможно, пока я спала, могла скататься, оголив мои бёдра, и я потянулась, чтобы стянуть её вниз, но, уже делая это, почувствовала тяжесть на левой лодыжке. От неожиданности я резко поднялась в сидячее положение, дернула подол туники вниз, насколько это было возможно, чтобы обеспечить себе хотя бы ту частицу скромности, которую этот предмет одежды мог мне предоставить. Также, я плотно сжала ноги вместе. Последнее движение сопровождал лязг цепи. Я ошарашено уставилась на свою левую лодыжку. На ней красовалась тяжёлая чёрная железная полоса с кольцом, к которому была прикреплена цепь. Эта цепь шла мимо меня, к дереву, вокруг которого она была обёрнута и заперта на висячий замок. Я была посажена на цепь! Меня, свободную женщину Ара посадили на цепь, словно какую-то рабыню! «Что всё это значит!» — крикнула я, поднимая цепь и встряхивая её.

Левая лодыжка чаще всего используется для приковывания женщины.

— Вожак этого отряда приблизился ко мне и сказал: «Не надо так волноваться, благородная леди. Мы просто не хотели, чтобы вас похитили». «Похитили?» — опешила я. «Конечно, — кивнул он, — многие женщины просыпались посреди ночи от того, что им затыкают рот, а затем их связывали и уносили». «Ох», — выдохнула я. «Такое случается с женщинами», — пожал он плечами. «А теперь освободите меня», — потребовала я. «Само собой», — кивнул мужчина, и вскоре я была избавлена от тех грубых атрибутов.