Джон Норман - Мечники Гора

— Позже, — сообщал я ему.

— Вы не полетели, — прокомментировал он.

— Нет, — буркнул я.

Тарны, взлетели с тренировочной площадки раньше. Всем подразделением командовал Таджима.

— Вы впали в немилость? — поинтересовался мужчина.

— Возможно, — пожал я плечами.

— Тогда стоит броситься на свой меч, — посоветовал он. — Это будет быстрее.

— Лучше догоняй свою колонну, — прогнал я непрошенного советчика.

Я не знал, была ли у Лорда Нисиды дальнейшая потребность во мне или нет. В любом случае мы с Пертинаксом получили приглашение сопровождать его вместе с его охраной, а приглашения даймё, даже если они сделаны в вежливой форме, это совсем не то, что стоило бы проигнорировать. У меня не было причин сомневаться, что Таджима доложил Лорду Нисиде о моём ночном полёте, и моей вероятной беседе с неизвестным тарнсмэном, беседе, содержание которой я отказался ему разъяснить. Я не горел желанием делиться такого рода информацией с Лордом Нисидой, и при этом я не хотел бы обвинять Таджиму в том что он передал бы её вместо меня. Он был должен так поступить, это было его обязанностью перед даймё. Точно так же, я сам мог бы быть должным исполнить подобную обязанность перед своим капитаном, под командой которого мне пришлось бы служить, или перед теми кодексами, которые сделали так много, чтобы определить и сформировать мою касту, алую касту, касту Воинов.

— Смотри, — привлёк моё внимание Пертинакс.

— Вижу, — кивнул я.

В одном из фургонов, проезжавших мимо нас, находились контрактные женщины Сумомо и Хана, в соответствии с контрактом принадлежавшие Лорду Нисиде.

Ни одна из женщин не показала виду, что узнала нас, что весьма обычно для таких дам на публике.

Интересно, подумал я, как выглядели бы эти красотки одетые как рабыни. Впрочем, я тут же одёрнул себя, напомнив, что они всё же были контрактными женщинами.

Однако, как мне кажется, Таджима и сам подумывал над тем, чтобы иметь прекрасную надменную Сумомо у своих ног, причём не как контрактную женщину, конечно, но как что-то гораздо меньшее, зато намного более желанное.

Наконец, фургон с женщинами скрылся среди деревьев.

Я был уверен, что Лорд Нисида не доверял мне, но также я не чувствовал себя обязанным развеивать любые его подозрениями, которые он мог бы питать относительно моей персоны. На его месте я, несомненно, и сам проявил бы подобную насторожённость. Он не знал меня, я не был пани, я не передал ему оплошавшего убийцу Лициния, для заслуженного правосудия и длительной казни, и в добавок к этому вчера ночью я загадочно покинул лагерь для тайного рандеву с незнакомцем. Я сомневался, что сам при подобных обстоятельствах стал бы доверять такому персонажу.

Ну у него должна была быть некая потребность во мне, решил я. Я сомневался, что пани снисходительно относились к ненужному персоналу, трутням, паразитам, обузе. Но в этом они мало в чем отличаются от гореан в целом. Они не видят никакого смысла к защите и поддержке тех, кто может работать, но не делает этого. Таких обычно продают в бригады карьеров, на землечерпалки в гавани, чернорабочими на латифундии, большие фермы и так далее. Иногда их просто выставляют за стены, голыми предоставляя позаботиться о них животным, людям или голоду. Такие не нужны даже разбойникам, если только не для того, чтобы продать их или использовать в качестве корма для слина. Но таких случаев немного, поскольку это — часть гореанского характера, когда ты, если способен, то должен работать. И способность работать не определяется ни врачами, ни политикой, ни риторикой. Возможно, если бы касты и муниципальные демократические институты, если можно так выразиться, приняли другой поворот, то такие люди могли бы составить, так сказать, электорат, годный для использования беспринципными политиками любой из форм правления, хоть демократии, хоть аристократии, олигархии, тирании или чего-то там ещё, для захвата и дележа власти. К счастью Гор избежал такого поворота событий. Воровство редкость на Горе, а соответственно, и амбиции замаскированные под сострадание.

Мимо прогрохотал фургон с водружённой на него клеткой, в которой, метались туда-сюда, крутились, сталкиваясь друг с другом, несколько взволнованных ларлов. Это в основном были те животные, что прежде рыскали по ту сторону вешек. Их с первых дней жизни, с того момента, как открылись их глаза, приучали реагировать на тайные команды. Соответственно, командовать ими и выходить за границу вешек мог только тот, кто знал эти команды. Теперь вместо ларлов по краям дороги рыскали асигару, следя за тем, чтобы что-нибудь из людей, служащих Лорду Нисиде, прежде всего, наёмников, не испытал желание воспользоваться открывшимся путём к другому нанимателю, возможно, обладателю более глубокого кошелька.

Дым, висевший в воздухе пощипывал глаза.

Мимо нас один за другим проезжали фургоны, перемежаясь колоннами мужчин с рюкзаками за спиной.

В самом начале своего пребывания здесь я запомнил нескольких тарларионов и посчитал, что промежуток между их отбытием и возвращением в лагерь составляет в среднем шесть дней. Следовательно, независимо от того, что именно могло бы быть в конце просеки, дорога туда занимала приблизительно три дня пешком. Большей части населения лагеря, конечно, придётся передвигаться пешком. Вероятно, вылетевшие туда на тарнах смогут добраться до места назначения за несколько анов.

Тогда, мне казалось, что я знал, что именно находится на том конце таинственной дороги. Разве не на это намекал когда-то давно Пертинакс? Однако я не ожидал того, с чем мне предстоит там столкнуться.

— Глянь-ка, — хмыкнул Пертинакс, весьма одобрительно, всё больше становясь мужчиной и гореанином, — рабыни.

— Вижу, — усмехнулся я.

Девушка, шедшая первой, была привязана за шею к кольцу на задке фургона грубой верёвкой, свитой из гореанской конопли. Она держалась примерно в семи — восьми футах позади. За ней следовала цепочка остальных девушек, связанных друг с дружкой за шеи той же самой верёвкой. Концы привязи были только в кольце перед первой рабыней и за шеей последней. Таким образом, после того как на шее каждой девушки был завязан узел, то у них у всех, за исключением первой и последней, не было никаких свободных концов, чтобы выпутаться из петли, разве только перерезать верёвку ножом. Тонкие запястья всех девушек были связаны сзади. Рабыни шли красиво, держась вертикально и грациозно, почти как танцовщицы. Это свободные женщины могут быть неряшливыми, косолапить, сутулиться, неуклюже двигаться, но такая роскошь не разрешена девушке в ошейнике, поскольку она принадлежит мужчинам. Также, он держали головы прямо, глядя в затылок друг дружке. Бывает, что девушкам в караване, как например, этим, запрещают глазеть по сторонам. Они должны держать линию, осанку и так далее. Кроме того, им, похоже, было запрещено переговариваться. Тут и там, по бокам каравана красоток, как этого, так и следовавших за другими, проезжавшими мимо нас фургонами, шли асигару со стрекалами в руках, несомненно, чтобы ни у одной из рабынь не возникло желания озираться, или быть настолько глупой, чтобы попытаться болтать, или даже шептаться с другой «бусинкой ожерелья работорговца». Все девушки, следовавшие за фургонами, были босыми, но одетыми в туники. Рабынь чаще перевозят в рабских фургонах, прикованными за лодыжки к стержню, идущему вдоль продольной оси кузова и запертого на месте, однако эти шли пешком. Правда, обычно девушек ведут в караване голыми, скованными друг с дружкой за шеи цепью, но со свободными руками. Также, если на то нет веской причины, им не запрещают осматриваться и разговаривать. В обычном караване, особенно ведомом между городами, невольницы обычно могут вести себя достаточно свободно. Конечно, обычно их ведут нагими, чтобы не пачкать одежду и сэкономить на стирке. Однако эти рабыни, как уже было отмечено, были одеты в туники. Я предположил, что это было сделано не столько для них, всё же они были рабынями, сколько чтобы уменьшить искушение, которым они, в противном случае, могли бы стать для сотен мужчин на марше. Правда, лично я сомневался, окажется ли эта психологическая уловка, если так оно задумывалось, действенной, поскольку, на мой взгляд, найдётся очень немного достопримечательностей столь же сексуально провокационных, как вид прекрасной, молодой женщины в рабской тунике.