Джон Норман - Мечники Гора

— Пилюля должна была подействовать, — предположил я, — во время патрулирования и посадить птицу на ан или больше.

— На три ана, как минимум, — сообщил мужчина.

— Это дало бы твоему человеку более чем достаточно времени, чтобы связаться со мной, — заключил я.

— Думаю, что времени было не так много, — сказал он. — Следовало побудить тебя к вылету в промежуток между непоявлением патрульного с очередного круга и отправкой поисковой партии.

— То есть, пока небо было чисто, — кивнул я.

— Верно, — подтвердил незнакомец.

— Похоже, что Вы совершили две ошибки, — заметил я.

— Какие это? — осведомился он.

— Во-первых, — ответил я, — в течение вечера очень немногие имели доступ к тарну.

— Конечно, — согласился мой собеседник.

— Значит, ваш человек, — подытожил я, — будет одним из этих немногих.

— Конечно, — кивнул он. — А какова была вторая ошибка?

— Он говорил со мной, — напомнил я.

— И что? — усмехнулся мужчина.

— Я узнаю его по голосу, — пожал я плечами.

— Не узнаешь, — заверил меня незнакомец. — Он уже мёртв.

— Я смотрю, Ты предусмотрителен, — хмыкнул я.

— Приходится, — развёл он руками.

— Понимаю, — кивнул я.

— Давай вернёмся к нашим переговорам, — предложил он.

— Ну так говори, — ответил я.

— Сколько Ты хочешь за неё? — спросил мужчина.

— Она не продается, — отрезал я.

Разве я и Сесилия не подходили друг другу, не соответствовали друг другу, не были подобраны друг для друга проницательной, мудростью или коварными махинациями Царствующих Жрецов, чтобы быть взаимно непреодолимо притягательными? Правда, чтобы служить их целям, а не нашим. Она была подобрана так, чтобы подтолкнуть меня к пропасти, так соблазнить меня, что моя честь была бы не только поставлена под угрозу, но непоправимо потеряна. Свободной женщиной она была размещена вместе со мной в прозрачной капсуле на Тюремной Луне в такой близости и при таких обстоятельствах, что ни один мужчина не смог бы долго сопротивляться сетям природы, беспомощными пленниками которых мужчины и женщины стали даже прежде чем маленькие гоминиды стали достаточно злыми и достаточно смелыми, что бросили вызов более крупным животным, выгоняя их из их логовищ. Как свободную женщину её нельзя было трогать. Таковы требования кодексов. Но это было всё равно, что положить перед голодным ларлом кусок сочного свежего мяса и запретить к нему прикасаться даже языком. Но вмешались кюры. Позже, соответственно порабощённая, получившая судьбу прекрасную и для неё полностью заслуженную, она стала моей. Между нами больше не стояли сомнения и кодексы любого мира. Она теперь была рабыней, моей, настолько же, насколько моей могла быть чашка, пояс или сандалия. Иногда я задавался вопросом, не отбирали ли нас Царствующие Жрецы, мыслящие с точки зрения поколений и даже тысячелетий, друг для друга, или даже не выводили ли они нас друг для друга. Признаться, мне порой казалось, что я был именно выведен, чтобы стоять над нею, как господин, а она, чтобы стоять передо мной на коленях, как рабыня. Безусловно, это не имело большого значения. Она и так была на коленях, а я стоял над нею. Интересно, не просчитались ли Царствующие Жрецы в своих планах? Она была создана, чтобы стать мучением и искушением для меня, довести меня до потери чести, разрушить меня как мужчину и воина. По правде говоря, она и сейчас всё ещё оставалась для меня мучением и искушением, как любая рабыни для её владельца, но теперь она принадлежала мне, и, как я того хотел, была у моих ног.

Ну разве это не приятно иметь женщину вот так?

— Любая женщина продается, — сердито бросил мужчина.

— А она нет, — заявил я.

— А что Ты скажешь, если я предложу за неё пять тысяч золотых тарнов двойного веса? — поинтересовался он.

— Скажу, что Ты безумен, — ответил я.

За такое богатство, если бы им мог обладать какой-либо человек, можно было бы купить флот или целый город. Сесилия, если оценивать её в свете рынков и сезонов, с которыми я был знаком, если выставить её на торги, несмотря на её ум, красоту и страсть, скорее всего, не принесет больше двух серебряных тарсков. Она была изысканным товаром, но на рынках такого добра было полно. Земные мужчины, иногда доставляемые на Гор, часто поражались обилию и красоте здешних рабынь. И этот ассортимент привлекательных и доступных товаров, конечно, не является чем-то необычным в культуре, где рабство узаконено. Но и ошейник не приходит легко. В целом он достаётся только самым прекрасным, тем, кто достойны подниматься на прилавок невольничьего рынка. Даже женщины, которых продают в качестве кувшинных девок и девок чайника-и-циновки, часто стоят того, чтобы присмотреться к ним дважды и предложить свою цену. Кроме того, не будем забывать, что рабынь обучают, преподают им их ошейники, и, как правило, зажигают в них рабские огни. Это бросает их целиком и полностью во власть рабовладельцев. Соответственно, их обилие, допустимость и характер, часто становятся приятным сюрпризом для новых иммигрантов мужчин, если можно так выразиться, на Горе. Бывает и так, что землянин обнаруживает девушку, знакомую ему прежде, возможно, такую, которая до настоящего времени была абсолютно недоступна для него, но теперь стала гореанской рабской девкой, которую он может приобрести в свою собственность. Иногда, насколько я знаю, такой «иммигрант» может выйти на работорговцев, и заказать им, доставить на Гор одну или более девушек, которых он знал на Земле, для своего рабского кольца.

— Тогда шесть тысяч! — крикнул мужчина в ярости.

— Ты точно безумен, — заключил я.

— Почему безумен? — спросил он, успокаиваясь. — Оцени опасность, которая грозит тебе, трудности, с которыми предстоит столкнуться. Маловероятно, что Ты сможешь провернуть это самостоятельно. Уверен, Ты сам поймёшь, что лучше удовлетвориться шестью тысячами тарнов.

— Продолжай, — подтолкнул его я.

— Она — обуза для тебя, — сказал мой собеседник. — Ценность нулевая, обменять не получится, держать при себе опасно. Её будут искать все кому не лень, готовые убивать за неё и за золото.

— Я тебя не понимаю, — развёл я руками.

— Не держи меня за дурака! — крикнул мужчина.

Я поглядывал на его руки, убеждаясь, что он держал их на поводьях. Фонарь, с закрытыми шторками, висел справа на его седле, значит, он правша. Впрочем, как и большинство гореан. Насколько я смог определить, он прилетел на рандеву без оружия. Можно считать, что мне польстили. Немногие гореане согласились бы приблизиться к незнакомцу, не имея с собой оружия. Похоже, вылетая на встречу со мной, он целиком полагался на честь воина, поскольку воин редко нападёт на невооруженного противника. Кодексы относятся к этому неодобрительно. Таким образом, он проявлял уважение к моей касте, и, одновременно, если я соблюдал кодексы, как он, очевидно, ожидал, и небезосновательно, он гарантировал свою собственную безопасность.