Джон Норман - Мечники Гора

К тому же, это очень приятно.

Разве они не прекрасны в своих ошейниках?

Пертинакс по-прежнему избегал Сару. Казалось, он не мог простить ей того, что она стала беспомощной рабыней и теперь, как и другие рабыни, испытывала очевидную и жалобную потребность в ласках мужчин.

У него не было никаких проблем с принятием рабского характера его Джейн, поскольку та была гореанкой. Думаю, что с его стороны это было проявлением некоторого высокомерия. Кроме того, это было ещё и по-своему забавно. Его Джейн до своего порабощения бывшая гореанской свободной женщиной со всем, что это влекло за собой, и, таким образом, на Горе расценивалась неизмеримо выше простой варварки-землянки, каковой была прежняя мисс Маргарет Вентворт. Разница между ними с точки зрения гореан, была такая же, как между принцессой и свиньёй. Гореане склонны относиться к женщинам Земли как к прирождённым рабыням. Разве они не демонстрируют свои лица? Разве их красивые икры и лодыжки не выставлены на всеобщее обозрение? А что можно сказать об их возмутительно откровенных одеждах, особенно летних и пляжных? А их короткие юбки и так далее! Рассмотрите также провокационный характер их предметов нательного белья. Разве они не говорят: «Сними меня и найди рабыню!»? Некоторые даже смеют красить их губы и веки, свобода, которая на Горе разрешала только рабыням, а иногда и требуется от них. Вспомните также, что у многих земных женщин проколоты уши, причём добровольно! На Горе так могут поступить только с самыми низкими из рабынь. Многие из новых рабынь, недавно доставленных на Гор с Земли, и естественно, ещё не знакомых с гореанскими традициями, бывают поражены, когда во время торгов, понимают, что предложение цены на них внезапно становится более жарким. Причина часто проста. Наиболее вероятно аукционист только что, в момент, который он счёл благоприятным, привлёк внимание претендентов к тому, что она — «проколотухая девка». В любом случае, с гореанской точки зрения, свободную женщину Земли, попросту рабыню, которая ещё не была порабощена по закону, от достоинства, благородства и славы гореанской свободной женщины отделяет пропасть. Гореанская свободная женщина, например, не только не является бессмысленной варваркой, но у неё ещё и есть Домашний Камень. Но с другой стороны, Джейн и Сару объединяло то, что они обе были человеческими женщинами, таким образом, с общей точки зрения гореанских мужчин, они обе были и должны были быть, прирождёнными рабынями. Многие гореане уверены, что все женщины — рабыни, просто некоторые уже носят ошейники, а другие — нет. Конечно, Джейн была теперь рабыней, и только рабыней. И подозреваю, что любой, возможно, за исключением Пертинакса, мог бы рассмотреть, что Сару, мало того что была рабыней, но у неё были все задатки, чтобы стать превосходной рабыней. А может, дело было в том, что Пертинакс видел это слишком ясно, но по некоторым личным причинам, отказывался принять это? Признаться, мне было трудно поверить, что он не жаждал видеть Сару у своих ног и в своём ошейнике. Кроме того, для меня не было секретом, что об этом мечтала, и на это надеялась и сама девушка. Вероятно, в своём сердце она хотела быть его рабыней и знала себя его рабыней.

Ошейник высвобождает самую глубинную и самую женскую природу женщины, её желание полностью и беспомощно служить и любить, всеми способами доставлять удовольствие своему господину.

Женщины жаждут владельцев как мужчины рабынь.

Сару, что интересно, была единственной ошейниковой девушкой в обозе, которая не шла пешком. Её везли в фургоне. Руки ей заковали в наручники за спиной, а саму завернули в одеяла, чтобы она не ушиблась. Когда начался дождь, её ещё и укрыли брезентом, чтобы защитить от сырости. Это было очевидным доказательством её особенности. Это, конечно, не означало, что она могла бы разделить фургон с контрактными женщинами, но, с другой стороны, поскольку она была предназначена для сёгуна, не стоило рисковать ею в грязи и холоде перехода, подставлять под плети нетерпеливых надсмотрщиков, которые могли бы оставить отметины на её спине, или подвергнуть возможной опасности в случае, если по пути случится нападение людей или животных. Правда, особая забота, предоставленная Сару, стала причиной негодования и даже ненависти многих из её сестёр рабынь, шедших пешком за фургонами. «Она ничуть не красивее меня», — несомненно, думали многие из них и, надо признать, были правы. Разве что оттенки её глаз и волос были необычны. Иногда, когда предоставлялась возможность, другие рабыни на неё плевали. Я не сомневался, что сама Сару не слишком наслаждалась своей привилегией и скорее предпочла бы веревку на шее и тяжёлый труд вместе с другими, однако её мнения никто не спрашивал. Признаться, я однажды переговорил о ней с Лордом Нисидой, и тот комментируя её особый режим, сказал, что, несомненно, это связано с желанием защитить её бедствий и тягот лесной дороги. Но затем она добавил:

— А ещё мы хотим, чтобы она боялась остальных рабынь.

— Чего ради? — поинтересовался я.

— Чтобы она, — пояснил Лорд Нисида, — привыкла видеть в мужчинах своих единственных защитников, таким образом, она будет более озабочена тем, чтобы они были ею полностью удовлетворены.

Красотка Сару носила ещё одни узы, о которых я пока не упомянул. Она была прикована цепью за шею к кольцу, закреплённому в кузове фургона. Это было сделано, чтобы уменьшить вероятность её кражи. Разве ценные объекты зачастую не приковывают цепью? В действительности, многих рабынь на ночь приковывают к рабскому кольцу в ногах кровати их хозяев. В этом случае они не только надёжно прикреплены, но и всегда под рукой, если ночью в них возникнет потребность.

Я миновал ещё два поста часовых, но затем, немного не дойдя до третьего, я внезапно остановился, отвернулся от фонаря и замер.

Два часовых стояли неподалёку. Мы обменялись с ними взглядами.

— Да, — кивнул один из них, — они есть в лесу.

— Вы видели хоть одного? — осведомился я.

Отразив свет, даже такой слабый, как у фонаря, в темноте мембрана позади зрачка может внезапно вспыхнуть расплавленной медью. Такую же особенность имеют глаза пантер и ларлов.

— Нет, — покачал головой часовой.

— Если чувствуешь его запах, — заметил я, — значит, он стоит не на твоём следе.

Когда мех намокает, запах становится ещё острее. Его можно было бы почувствовать ярдов за пятьдесят и даже больше.

— Понятно, — кивнул второй часовой.

Известно, что больше всего следует бояться того слина, о присутствии которого не знаешь.

— Не расслабляйтесь, парни, — предупредил я их.

— Да, Командующий, — ответили мужчины, и я продолжил свой путь

Я вспоминал, что запах слина мне случалось ловить и раньше, на тропе между основным лагерем и тренировочной площадкой. О бдительности, конечно, забывать не стоило, но в целом человек не относится к обычной добыче слина.