Джон Норман - Кюр Гора

Зато повстанцы, благодаря информации, предоставляемой людьми, всегда знали, откуда ждёт опасность и своевременно уклонялись от столкновений с крупными силами. Даже главное оружие власти оказалось неэффективным из-за отсутствия целей.

Некоторые из людей, особенно из лесных дикарей, к этому моменту уже прилично обращались с луком.

Троих мужчин сопровождала связанная женщина, принадлежавшая Статию и шедшая за ним на поводке. Она, кстати, была не единственной такой среди мятежников, поскольку из кюров там были исключительно доминанты, а таковые предпочитают владеть женщинами. На этих покорённых женщин была возложена большая часть работ внутри и вокруг лагеря. Они были тем видом кюрских женщин, который презирался теми женщинами, которые знали только субординантов. Однако последний вид женщин, тех, кто пока не пообщался с доминантами, вероятно, стоить простить за их взгляды, так как они ещё не пережили определенных событий.

— Как долго я ещё должна носить этот колокол? — спросила Леди Бина.

— Тебе не доверяют, — пожал плечами Кэбот. — В лагере было решено, что Ты будешь носить этот колокол. Он помогает отслеживать тебя.

— А когда мы находимся вне лагеря, когда мы куда-то идём, почему мне связывают руки за спиной?

— Для того, чтобы Ты не смогла придержать язык колокола, — пояснил Кэбот. — Если Ты всё-таки попытаешься сбежать, то его звук кюры услышат за сотню ярдов, и смогут вернуть тебя для наказания или казни. Кроме того, если тебе всё же удастся убежать от нас, его звон привлечёт внимание фиолетовых шарфов, которые, в соответствии с указом Лорда Агамемнона, убьют тебя сразу при встрече, как являющуюся человеком.

У неё вырвался тихий, сердитый, шипящий звук, и она топнула своей маленькой, босой ножкой по земле. Это движение тут же было подчёркнуто звонов колокола.

— Я сам, — сообщил Кэбот, — надену кандалы на твои соблазнительные маленькие лодыжки.

— Ты — животное, — прошипела она, придерживая колокол.

— У меня не остаётся выбора, — развёл руками Кэбот, — имея дело с предательницей.

— Я не предательница! — воскликнула блондинка.

— Диадема симпатично смотрится в твоих волосах, — намекнул он.

— Они заставляют меня носить её! — объяснила девушка.

— Уверен, Ты знаешь, почему, — усмехнулся Кэбот. — Это ещё один знак того, что тебе нельзя доверять. Это — символ твоего предательства и позора.

Блондинка в раздражении отвела взгляд.

— В лагере слишком много тех, — напомнил Кэбот, — кто хотел бы убить тебя, и некоторые из них прямо сейчас смотрят на тебя.

Девушка встревожено оглянулась.

— Так что, радуйся тому, — сказал мужчина, — что Ты пока обошлась только колоколом на шее.

— Я — свободная женщина! — заявила она.

— Конечно, — признал Кэбот и добавил: — К сожалению.

— К сожалению? — переспросила Леди Бина.

— Да, — кивнул он. — Женщины, такие как Ты, принадлежат ошейнику.

— Как та уродливая, презренная рабская шлюха, которой Ты дал кличку Лита? — съязвила девушка.

— Она не уродливая, — пожал плечами Тэрл. — В действительности, если бы вы обе были выставлены голыми на невольничьем рынке, то вы ушли бы за примерно одинаковую цену.

— У меня светлые волосы! — похвасталась она.

— В некоторых регионах Гора это не редкость, — сообщил ей Кэбот, — например, на севере, в Торвальдслэнде.

— Я самая красивая из всех женщин! — заявила блондинка.

— Не думаю, что в это верит даже Лорд Грендель, — усмехнулся мужчина.

— Но, нет сомнений, что я очень красива! — несколько снизила она свои амбиции.

— Это верно, — согласился Кэбот с такой формулировкой. — Но на гореанских рынках найдутся тысячи тех, кто столь же красивы.

— Я уверена, что не найдутся! — заявила девушка.

— Тем не менее, это правда, — сказал Кэбот.

— Но я — свободная женщина! — напомнила она.

— Верно, — кивнул мужчина.

— И это делает меня особенной!

— Это делает тебя совершенно особенной, — признал Тэрл.

— Свободные женщины — бесценны.

— Правильно, — подтвердил Кэбот. — Но как только Ты надеваешь на них ошейник, они перестают быть бесценными. Они оцениваются тем, что мужчины готовы заплатить за них, причём цена некоторых оказывается выше чем у других, а у некоторых ниже.

— Я — свободная женщина, не так ли? — осведомилась Леди Бина.

— Конечно, — ответил мужчина.

— Тогда почему, — спросила она, — я одета вот в это!

— Официально, — усмехнулся Кэбот, — для наших друзей кюров, это сделано, чтобы Ты не могла скрыть оружие, но неофициально, с точки зрения наших человеческих союзников, потому что Ты нам нравишься в таком виде.

— Чтобы я могла бы выглядеть как рабыня? — уточнила блондинка.

— Именно, — кивнул Кэбот.

Можно напомнить, что Леди Бина, перед тем, как покинуть помещение бойни, потребовала и получила одежды Литы, чтобы не быть раздетой самой. Лите, кстати, её простая туника уже была возвращена. Однако для Леди Бины был изготовлен подобный предмет одежды, короткий и без рукавов. Фактически, эта туника была даже немного короче, чем это принято для рабынь. Это был прекрасный образец, скандальной одежды, про которую обычно говорят «рабски короткая». Кроме того, лёгкая ткань, бесформенная и свободно висевшая на теле, была разрезана по обоим бокам до самой талии.

Кэбот счёл трудным для себя смотреть на блондинку и не думать о ней как о рабыне, впрочем, это, конечно, было особенностью подобных предметов одежды. В действительности, насколько я понимаю, это естественно для любого мужчины, увидев женщину в таком наряде, начать думать о ней как о рабыне, прикидывать, что она будет представлять в его руках, сколько она будет стоить, на что она будет похожа стоя на коленях у его ног и так далее. Такие предметы одежды могут стать ужасом и радостью, позором и волнением, страданием или изысканным удовольствием для тех женщин, которые не имеют никакого иного выбора, кроме как носить их, и научились быть благодарными даже за столь немногое.

Иногда новообращённую рабыню, дрожащую и съежившуюся, не смеющую выйти на улицу в такой одежде, приходится выгонять из дома ударами плети, чтобы она отправилась по поручениям хозяина. Но скоро она оставит всякое страдание и стыд позади, окончательно осознав, что это теперь только та, кто она есть — рабыня.

И некоторые вещи, которые были бы шокирующими и совершенно неподобающими для свободной женщины, рабыне не только предписаны, но и подходят ей. И это рабыня понимает. И это быстро и кардинально преобразует её поведение. Вскоре она начинает правильно стоять, красиво опускаться на колени, привлекательно двигаться и так далее. В конечном итоге, если она этого не сделает, её ждёт плеть. Рабыня, знаете ли, должна двигаться красиво и изящно. Небрежность в манерах ей не позволена. В конце концов, она же не свободная женщина. На ней ошейник. А вскоре она начинает наслаждаться не только своей привлекательностью в этой одежде, но и лёгкостью и мягкостью ткани, а также удобством и свободой движений, которую одежда ей предоставляет. Насколько отличается это от тяжёлых, давящих, многослойных, сковывающих движения одежд и вуалей свободной женщины! И она, конечно, не может не сознавать, поначалу застенчиво, но конечно счастливо, а впоследствии даже с благодарностью, вопиющую демонстрацию её красоты. В конце концов, какая красавица, пусть милая, деликатная, нежная и скромная, не хочет чтобы её красота была признана, замечена и чтима, чтобы ею восхищались и даже наслаждались? И какой красавице, пусть всё такой же милой, деликатной, нежной и скромной, не хотелось бы, чтобы мужчины смотрели на неё с интересом и сильным, острым вожделением? Пусть и она задумается над тем, на что она была бы похожа в их руках, как она смотрелась бы у их ног и в их ошейнике! И затем, по мере того, как она лучше познаёт свой ошейник, в этой одежде она становится всё менее скромной и более смелой, и носит это естественно, даже не замечая этого, с воодушевлением и гордостью, особо не задумываясь об этом, принимая, понимая и радуясь законности этого на ней. Теперь она отлично понимает её значение, и это только возбуждает её, как и факт того, что она красивый и ходкий товар, что она — рабыня. Так что она теперь носит это с уверенностью, изяществом, живостью, наслаждением и радостью. Она может даже носить это с почти наглым, бесстыдным удовольствием, хотя и понимает, что может быть в любой момент поставлена на колени. Зато теперь она понимает, что её нашли самой желанной из женщин, рабыней.