Джон Норман - Приз Гора

Девушка встряхнула свою короткую тунику, которая, после нетрадиционного использования была расчерчена линиями и складками, и покрыта влажными пятнами. Натянув тунику через голову, она стянула её вниз насколько смогла, по большому счёту, очень недалеко. «Ну вот, теперь, — восхищенно подумала Эллен, — я снова своя собственная женщина!» А затем, громко рассмеялась, завалившись на спину на дно качавшейся на ветру корзины. Она была своей собственной женщиной, ровно настолько, насколько могла быть своей собственной женщиной рабыня, которая таковой не была ни на йоту. Она была женщиной рабовладельца, его рабыней. Тем не менее, на ней теперь было, пусть и облегающее, и до смешного короткое, но прикрытие для её порабощенной красоты, некий элемент защиты, тонкий слой почти ничего не скрывающей реповой ткани, разрезанной по бокам. Рабыни благодарны, даже за столь немногое. Конечно, туника, хотя мы, говоря о ней, упоминаем как «её», была, как и она сама, собственностью рабовладельца. Ей не принадлежал даже ошейник, который она носила. Рабыням ничего не может принадлежать, наоборот, это именно они принадлежат.

Эллен села на дно корзины, и попыталась стянуть края разрезов туники. Она остро ощущала отсутствие у предмета одежды закрытия снизу. Впрочем, очень немногие предметы рабских одежд, как уже отмечалось прежде, имеют такое закрытие. Пожалуй, в голову приходит только турианский камиск. Неприкрытость снизу имеет тенденцию сексуально стимулировать женщину, в особенности это имеет место, когда одежда ещё и коротка, и вдобавок требуема от неё мужчиной. Она натянула на себя одеяло, сразу почувствовав разливающееся по телу приятное тепло, и благодарность к Порту, своему хозяину, проявившему доброту к непритязательной варварке, простой рабыне с Земли.

Спустя примерно ан, Эллен снова поднялась на колени и, придерживая обмотанное вокруг себя одеяло, потянулась и подняла маленький круглый, плоский ломоть хлеба, лежавший на дне корзины рядом с небольшим бурдюком. Стоя на коленях, она откусывала маленькие кусочки хлеба. Не было ничего предосудительного или уникально для её статуса рабыни в том, чтобы питаться на коленях. Впрочем, гореанских женщин в высоких городах и особенно представительницы высших каст, тоже обычно едят стоя таким же образом, или полулёжа за низким столиком. В отличие от них гореанские мужчины в высоких городах обычно сидят за такими столами со скрещенными ногами, но, бывает и полулёжа, как и свободные женщины. Безусловно, рабыне миску с едой чаще всего ставят на пол, а не на стол. Кроме того, ей могут запретить пользоваться руками, если того пожелает её хозяин. В этом случае она должна, стоя на четвереньках, опускать голову и ловить пищу из миски прямо ртом, а также и пить прямо из кастрюли, стоящей на полу. А ещё, иногда, господин может кормить её с руки, опять же не разрешая ей пользоваться своими собственными руками. Конечно, в этом действии важен, прежде всего, символический аспект, и чаще всего это используется не больше, чем для первого кусочка или двух из всей еды. Это просто ещё один способ напоминания рабыне о том, что она полностью зависит от рабовладельца, в том числе и в том, что касается её питания. Кстати, фонтаны в общественных местах зачастую имеют чаши, установленные в несколько рядов, и всегда как минимум в два, причём нижняя чаша обычно устанавливается не больше, чем в нескольких дюймах от земли или тротуара, поскольку ожидается, что из неё будут пить веры, слин, а также и рабыни встав на четвереньки.

Эллен не стала съедать весь хлеб сразу, и отложила ломоть, откусив лишь несколько кусочков. Откуда ей было знать, сколько времени мог продлиться полёт. К тому же её недавно накормил, если это можно так назвать, жестокий, нетерпеливый красавчик Селий Арконий. «О, как я его ненавижу, — сжимая кулаки, подумала она. — О, как я хочу, чтобы он был моим господином!» Эллен сделала небольшой глоток из бурдюка, в котором, как она и предполагала, оказалась вода. Она опасалась, что туда могли подмешать что-нибудь вроде порошка тасса, который совершенно не имел вкуса, чтобы усыпить её в корзине, однако никаких изменений в своём состоянии она не заметила. Это порадовало её. С гневом и оскорбленным достоинством она вспомнила, с каким безразличным презрением поил её Селий. А затем, окатив её волной ярости, в память всплыл момент, когда он вынудил её присесть перед ним на горшок и облегчиться. Конечно, она ведь была всего лишь рабыней. «Я ненавижу его, я ненавижу его, — твердила она про себя, сжимая кулаки. — Но сколько же в нём гореанства! Как не походит он на добрых, приятных, побеждённых мужчин Земли! Он совсем не уважает женщин! Он обращается с нами без капли нежности и мягкости, он не позволяет нашим соблазнам взять верх над собой! Его не волнуют наши чувства! Он доминирует и господствует над нами! Он принадлежит к тому типу мужчин, которые смотрят на нас, как наездник смотрит на лошадь, через призму хлыста зажатого в его руке! И что остаётся нам, кроме как снять с себя одежду и, встав на колени, надеяться понравиться таким мужчинам.

Позднее Эллен снова встала и, как смогла, уложила часть одеяла под ноги, а остальное обернула вокруг себя, защищаясь от ветра и ночной прохлады.

Она подняла голову и полюбовалась висевшими в небе тремя лунами. «Как они прекрасны, — подумала Эллен. — И как прекрасен этот мир».

Стоя на ветру, свистящем в тросах и игравшем её волосами, под мерными взмахами крыльев гигантской птицы, реявшей над её головой, девушка почувствовала жетон, прикреплённый к её ошейнику.

«Предположительно, теперь я принадлежу Косу, — подумала она. — Меня конфисковали. Но мой хозяин, или точнее тот, кто был моим хозяином, попросту утащил меня».

Эллен предположила, что теперь, по крайней мере, с точки зрения косианцев, являлась украденным имуществом. И это пугало её.

«Почему Порт не передал меня солдатам Коса, или их представителю, — задумалась она. — В конце концов, за прошедшие месяцы в Аре были конфискованы тысячи рабынь, и на сотни свободных женщин надели ошейники. Думаю, что я ему нравлюсь, хотя, конечно, я не могу сказать, что он чрезмерно очарован своей юной варваркой рабыней. Конечно, он не любит меня так, как мужчина мог бы полюбить рабыню! Тогда почему он взял меня с собой? Почему он вообще купил меня? Только ли для самых непритязательных работ на своём чердаке, ну и, конечно, для обычных задач рабыни для удовольствий? Уверена, человек его достатка мог бы позволить себе купить куда лучше обученную, и более красивую женщину, гореанскую девку. Он сказал что я фигурировала в его планах. Интересно, что бы это могло означать?»

Внезапно холодная волна страха прокатилась по её телу. А что если он купил меня для дела, в котором он не хотел бы подвергать риску гореанскую девушку!