Джон Норман - Приз Гора

— Это — Ты, Эллен? — спросила женщина останавливаясь и придерживая ручки.

— Да! — обрадовано отозвалась Эллен.

Это была Луиза, одна из рабынь, обслуживавших стойку Каллимаха, ранее посланная им к маркитантам за новой амфорой. Из-за нетерпеливого нрава дежурного, чуть позже и самой Эллен пришлось бежать с тем же поручением.

— Забирайся между ручками, — позвала её Луиза. — Давай, помогай!

— Ты кто такая? — спросил крепкий, коротко стриженый парень, появляясь из-за телеги и помахивая хлыстом.

— Эллен, — ответила девушка.

— Ты её знаешь? — уточнил подросток у Луизы.

— Да, — подтвердила та.

— Ты от стойки Каллимаха? — спросил парень.

— Да, Господин, — кивнула Эллен.

— Встать, — скомандовал он, а когда рабыня оказалась на ногах, осведомился: — Что Ты здесь делаешь?

— Я шла к маркитантам, Господин, — ответила Эллен.

— Ага, на коленях, около шатра господ, — хмыкнул парень, и не преминул оставить болезненную полосу поперёк её ягодиц. — Забирайся между ручками и тащи.

Эллен, как и Луиза взялась за ручку, поднырнула под неё и выпрямилась уже между ними, позади Луизы. Ей сразу бросились в глаза несколько красных полос спине девушки. И в следующий момент Эллен вскрикнула, почувствовав, как хлыст юного погонщика оставил две полосы и на её спине.

— А ну пошли, — рявкнул он. — Живее! Хар-та!

Обе девушки всей своей невеликой массой налегли на ручки, преодолевая сопротивление фургона.

— Ну что, мне надо будет подгонять вас хлыстом? — спросил парень.

— Нет, Господин! — в один голос заверили его Луиза и Эллен и тут же вскрикнули от боли, потому что у каждой из них добавилось ещё по одной полосе.

— Быстро, — рыкнул подросток. — Хар-та!

— Да, Господин! — крикнули рабыни, торопясь навалиться на ручки телеги.

Высокие колеса скрипели за спиной, подпрыгивая на кочках. Маленькие ноги рабынь упирались в землю. Девушки, наклонившись вперёд, тянули за собой телегу. Слышно было, как сзади булькает и плещется ка-ла-на в амфоре, покачивающейся в кузове телеги. Парень направил их сквозь темноту.

Эллен была уверена, что Мир не станет вызывать её в круг. Безусловно, он просто пугал её. Как жестоко было с его стороны, так дразнить её! Но он не станет так поступать с ней, только не с ней. Ведь они оба с Земли.

Однако её не отпускала тревога, ведь она знала, что была рабыней.

Эллен с тревогой озиралась по сторонам. Конечно, теперь мужчины успокоились, став более сдержанными.

Несколькими енами ранее они с Луизой, подгоняемые своим пастухом, добрались до винной стойки раздражённого Каллимаха. Их появление сопровождалось криками рассерженных мужчин и яростным перестуком их кубков. Некоторые мужчины вскочили на ноги, частью собравшись около стойки с пустой амфорой. Многие ушли, дабы поискать себе выпивку в других местах лагеря.

— Там разногласия возникли, и новое вино пришлось везти из города, — объяснил парень Каллимаху.

— Поторапливайтесь! — буркнул виноторговец. — Вино! Вино! Рабыни, все сюда! Ко мне, рабыни!

Пробка была выбита из амфоры и запах драгоценного ка-ла-на разлился по округе. Рабыни, обслуживавшие стойку Каллимаха, бросились наполнять свои пустые кувшины, и затем помчались обслуживать истомившихся клиентов.

Четыре раза Эллен бегала за свежей порцией вина. Мелькали Рената, Луиза и другие девушки, столь же лихорадочно носившиеся между мужчинами и стойкой.

Наконец, она замерла среди костров и мужчин с полупустым кувшином в руках, никем не подзываемая. Теперь всё снова выглядело так же, как до её похода за новой амфорой.

Она знала, что вскоре на большой сцене должны были начаться торги. Судя по количеству собранных здесь невольниц, а их могло быть больше тысячи, торги могли затянуться на два, а то и три дня.

Эллен непроизвольно прикоснулась к горлу, не найдя там ошейника. Но, возможно, уже завтра утром она снова будет носить там запертый на замок стальное кольцо, идентифицирующее её владельца.

Первое время своего нахождения в неволе, хотя она и понимала, что была порабощена, Эллен, как бы странно это не прозвучало, не думала о себе как о собственности. Быть может, она думала о себе, скорее как об узнице или своего рода пленнице. Чуть позднее, но всё ещё оставаясь в доме Мира, она пришла к пониманию того, что ни узницей, ни пленницей она не была, ничего столь достойного, столь благородного, важного или заслуживающего уважения она не заслуживала, поскольку была чем-то очень отличающимся, простой собственностью. Вот тогда она и поняла, что принадлежит. Но и после этого, Элле ещё какое-то время это боялась думать о себе как о собственности. Однако позже она всё же пришла к тому, чтобы понять это как данную ей модальность действительности, как аспект её существования, как ежедневную реальность. Тогда Эллен поняла и приняла себя, естественно, честно и бесстрашно, как являющуюся той, кто она была, являющуюся чем-то, что принадлежало. И это было подтверждено юридически. Задолго до того как ей выжгли клеймо и надели ошейник, она чувствовала, что была прирождённой рабыней и, втайне, мечтала, хотя и пыталась отрицать такие мечты, встретить мужчину, который поработит её, и которому она после этого сможет с любовью служить. Разумеется, рабыня, жившая в ней, хотела бы сама выбирать себе владельца. Но теперь Эллен, кроме своей естественной предрасположенности и скрытой в глубине её «Я» реальности, готовых для любви и ошейника, пришла к пониманию себя, на всех уровнях, фактически, честно, как чего-то, что принадлежало, как чего-то, что могло, как любой объект собственности, перейти от одного хозяина к другому. Была ли у кайилы или верра рациональность, позволявшая им постичь такие вопросы? Было ли у них такое понимание себя? А вот у Эллен, которую, я надеюсь, мы можем считать достаточно умной, возможно даже очень умной, да простят меня Господа, учитывая критерии отбора гореанских работорговцев, к которым относился и Мир, такое понимание себя было. И она себя поняла, как собственность, точнее как домашнее животное, в том же самом смысле, в котором поняла бы себя кайила или верр, будь она рациональна. Короче говоря, теперь Эллен поняла себя, и думала о себе, причём вполне естественно и безошибочно, как о той, кем она фактически была, как о чём-то, что принадлежало.

В голове крутились мысли о шатре, животных, мужчинах и Мире. Первое время среди них она дрожала от ужаса, накручивая сама себя, преувеличивая в уме значение своего любопытства и невнимательности. Однако Мир прояснил для неё данный вопрос и его незначительность. Насколько она была глупа! Надо же было довести себя до такого страха. Несомненно, мужчины просто решили её попугать, но не собирались причинить её какой-либо вред. Они отпустили её, даже ни разу не ударив плетью. Мир лично проводил её из их шатра. Если укротители хищников хотели держать в секрете послушность своих животных и уровень их обученности, чтобы в последствие их выступление произвело большее впечатление, то это, конечно, было их право. Не ей было обвинять мужчин за их нежелание того, чтобы она разгласила их тайну, тем самым, возможно, испортив эффект от их представления. Правда, её несколько удивило, что Мир, который, как она знала, был неплохо устроен на Горе, оказался членом их труппы. Быть может, он вложил капитал в их выступление и хотел иметь гарантированную прибыль от их совместного предприятия?