Джон Норман - Приз Гора

— Я люблю Вас, Господин, — прошептала Эллен.

— Тебе не кажется, что это несколько самонадеянным и высокомерным, осмеливаться произносить такие слова своему владельцу?

Рабыня часто беспомощно и безнадёжно любит своего владельца, зачастую это выглядит очень трогательно. В конце концов, это его ошейник находится на её шее. Но она всего лишь рабыня, прекрасное имущество, красивое животное, ходкий товар, униженный предмет торга, неизмеримо ниже свободного человека, недостойный даже упоминания рядом со свободным человеком, за исключением того, что она для него может оказаться кое для чего полезной, удобством, удовольствием или прибылью. Вот так, рабыня может стоять на коленях перед своим господином, смотреть на него сквозь слёзы, её сердце может биться только для него, как может это делать только сердце рабыни, и это очевидно для него, но она знает, что его любовь должна быть сохранена для того, чтобы быть отданной свободной женщине, а не рабыне, не животному, которое он мог бы получить на любом рынке. Так что даже если она и ворчит про себя, но не осмеливается надеяться на его любовь. Она, сознавая пропасть, лежащую между ними, свою низость и никчёмность, опасается давать волю своему сердцу. Впрочем, хозяин обычно прекрасно знает о её чувствах, но каким оскорблённым и разъярённым он может быть, если она окажется настолько неблагоразумной или смелой, чтобы выразить их словами!

— Простите меня, Господин, — прошептала Эллен.

— Как смеешь Ты любить свободного мужчину?

— Неужели самка слина не может любить своего хозяина?

— Самка слина — прекрасное животное, — сказал Селий. — А Ты — простая рабыня.

— Простите меня, Господин.

Однако, Эллен не думала, что он был рассержен на её заявление.

— Возможно, мне следует выпороть тебя и продать, — проворчал он.

— Пожалуйста, не делайте этого, Господин, — взмолилась рабыня.

— Что-то я смотрю, тебя не очень напугала возможность того, что я могу продать тебя, — заметил мужчина.

— Конечно, я ведь рабыня, и я в полном распоряжении Господина.

— Но Ты, кажется, не боишься, что я продам тебя.

— Господин может сделать со мной всё, что пожелает, — сказала Эллен, — но я надеюсь, что он не станет продавать меня.

— Тем не менее, это может быть сделано с тобой.

— Это известно вашей рабыне, Господин, — заверила его она.

— Почему бы тогда мне не продать тебя? — поинтересовался Селий.

— Я думаю, что у Господина может возникнуть трудность, с возмещением его потерь, — улыбнулась она. — Разве он не был готов заплатить за меня что-то около двадцати одного тарска, причём серебром?

— Несомненно, я сильно и по-глупому переплатил бы, — буркнул мужчина.

— Да, Господин, — согласилась девушка.

Многие из девушек, которых она знала, причём превосходных рабынь, качественных шлюх, уходили с торгов всего-то от полтора до трёх серебряных тарсков. Однако она не забыла, что прежде чем Мир и Селий Арконий вступили в состязание за одну рабыню, смазливую, сероглазую брюнетку, выставленную на сцену аукциона, последнее предложение цены за неё равнялось пятнадцати серебряным тарскам. Тем не менее, она сама считала, что пятнадцать серебряных тарсков было, конечно, чрезмерно.

Здесь всё, конечно, очень сильно зависит от места, количества монет в кошельке, числа претендентов, азарта предложения цены и так далее.

— Возможно, твой хозяин — глупец, — пожал он плечами.

— Девушка не осмеливается комментировать такие вещи, — улыбнулась рабыня.

— Хочешь освежить знакомство с плетью? — осведомился ей хозяин.

— Нет, Господин, — быстро ответила Эллен.

— Но, Ты знаешь, фактически, кажется, я не такой уж и глупец, — усмехнулся он.

— Господин? — не поняла она.

— Я получил за тебя более высокие предложения, — сообщил Селий, — даже от мужчин, которые просто видели тебя на улице. Мне уже предлагали двадцать пять серебряных тарсков и больше.

Вот тут рабыня начала дрожать. Она понятия не имела о чём-то подобном.

— Что это с тобой? — полюбопытствовал мужчина.

— Господин! — всхлипнула Эллен.

— Ого, я вижу слезы в твоих глазах, смазливая шлюха, — заметил он.

— Пожалуйста, не продавайте меня, Господин, — попросила рабыня.

Её продажа вдруг перестала казаться ей чем-то неправдоподобным и перешла в разряд решения её владельца, который мог бы рассмотреть такой вариант с точки зрения банальной выгоды.

— Теперь Ты выглядишь озабоченной, — сообщил Селий, ничуть не рассерженный.

— Да, Господин!

— Так почему я не должен продавать тебя? — поинтересовался он.

— Я привлекательна, — ответила Эллен. — Я быстро увлажняюсь, я беспомощно извиваюсь!

— Есть много привлекательных рабынь, — пожал плечами её хозяин, — и они тоже быстро увлажняются и беспомощно подмахивают. Такие вещи ожидаются от рабыни.

— Я упорно тружусь, — сказала Эллен. — Я отчаянно стремлюсь, чтобы Вы были мною довольны!

— Я могу заставить работать любую рабыню, — усмехнулся Селий. — А плеть гарантирует, что они будут рьяно стремиться доставить мне удовольствие.

— Я думаю, что Господин доволен мной, когда я получаю большое удовольствие в его руках.

— Рабское удовольствие, — пренебрежительно бросил он.

— Да, Господин, — не стала отрицать девушка. — Но я не думаю, что могла бы испытать такое удовольствие в руках любого другого мужчины.

— Ерунда, — отмахнулся Селий Арконий. — Ты — рабыня. Ты будешь подпрыгивать и стенать в руках любого мужчины.

— Неужели Господину не доставляет удовольствие знание того, что я столь порабощена, настолько полно и непоправимо, что я — его, и что в его руках я испытываю самую восторженную из радостей, какие только могут переполнять отдающуюся и используемую рабыню?

— Кого заботит удовольствие рабыни? — пожал плечами мужчина.

— Вас, Господин! — воскликнула Эллен.

— Смелая рабыня, — покачал головой её хозяин.

— Вы можете говорить, что наше удовольствие ничто, и не исключено, что так и есть, но ведь ясно, что одна из радостей доминирования в том и состоит, что господин видит тот эффект, который он наложил на рабыню своим вниманием. Только не говорите мне, что для вас это не триумф и не удовольствие, видеть, как рабыня просит и умоляет о большем, боясь только того, что Вы не будете продолжать, когда она плачет от благодарности, наполовину ослепленная экстазом, в муках её оргазмов подчинения.

— Хм, я признаю, — хмыкнул он, — что приятно иметь рабыню так, иметь её настолько в своей власти, вынуждать её, желает она того или нет, подвергнуться таким удовольствиям.

— Вы думаете, Господин, что мы не желаем таких удовольствий?

— Я предполагаю, что вы их хотите, — кивнул мужчина, — вы же не свободные женщины. Вы — простые рабыни.