Джон Норман - Приз Гора

Так что, нам остаётся только пожалеть бедную свободную женщину, которая могла бы отдать себя своему возлюбленному как рабыня, но не делает этого из-за того, что оказалась закована в цепи гордости. А также презирать глупого свободного мужчину, который не может признать и принять, и радоваться рабыне в женщине.

А теперь рассмотрите свободного мужчину, который столь тщательно вычисляет преимущества товарищеских отношений с той или иной женщиной, столь тщательно отмеряет перспективы отношений с ней, что больше похож на торговца, взвешивающего зерно на весах. Он рассматривает женщину как инструмент для укрепления своего будущего, тем самым, он рассматривает её ещё большей рабыней, чем если бы она на самом деле была рабыней.

То же самое касается и расчётов свободной женщины. Она, закутанная в свои вуали и традиции, презирает мужчин как слабаков, эксплуатирует их, притом, что пользуется их средствами и защитой. Она рассматривает их, как удобства и ничего более, в лучшем случае, как источники социально-экономических благ и преимуществ, исключая, конечно, те радости, которые проистекают из их страданий, из их восхитительного возбуждения, рождённого сотней надежд и желаний, которые она с удовольствием разобьёт.

Иногда рабыня узнает, что её господин собирается вступить в союз с компаньонкой. В таком случае ей следует ожидать скорой продажи. Зачастую это становится для неё большим горем. Разумеется, не стоит ожидать, что запланированная компаньонка станет терпеть рядом с собой столь смущающее присутствие. Свободные женщины хорошо знают, что они не могут конкурировать с рабынями, соответственно, с настойчивостью достойной лучшего применения, они проследят, чтобы такая конкурентка была устранена.

Думаю, что есть смысл, вкратце изложить ещё два соображения.

Во-первых, некоторые свободные женщины, печальные и одинокие, недовольные и несчастные, лишённые секса и жаждущие любви, страдающие от многочисленных сковывающих их ограничений и давлений, понимая скуку и пустоту своей жизни, начинают «искать ошейник». Разумеется, сознательно они будут это отрицать. Ярким примером может служить прежняя Леди Мелания из Брундизиума, уже нашедшая свой ошейник. Такие женщины могут по ночам выходить на высокие мосты или заходить на низкие рынки и улицы с мрачной репутацией. Они могут предпринять долгие и опасные путешествия, останавливаться на сомнительных постоялых дворах и так далее. Они могли бы проявлять небрежность в ношении своих вуалей, или, как бы нечаянно показать запястье или лодыжку. Некоторые могут даже переодеваться в рабынь, убеждая самих себя, что это — просто весёлая забава, совершенно безопасная. Такие могут даже набраться смелости зайти в пага-таверну, якобы просто посмотреть, что там внутри происходит, или они могут зайти на улицу Клейм, чтобы прогуляться по открытым рынкам или рабским дворам, поглазеть на настоящих рабынь, прикованных цепями или сидящих в клетках. Но как легко в таком месте можно ощутить плотную ткань, внезапно ложащуюся на голову, закрывая обзор, а затем почувствовать её плотно и безжалостно втиснутой между своими зубами. Они беспомощны в сильных руках. Очень быстро и обильно верёвки затянутся на них, возможно, дабы убедить женщин, что теперь они другие, по сравнению с тем, чем они были мгновение назад. И их понесут между домами, потом вниз по лестницам, чтобы оставить в подвале, с заткнутыми ртами, связанных по рукам и ногам, как минимум до сумерек, когда их бросят фургон, возможно, вместе с другими, чтобы вывезти из города.

Во-вторых, нет ничего необычного в том, и об этом уже много раз говорилось ранее, что рабыни влюбляются в своих владельцев. Фактически, это явление весьма распространённое. Не думаю, что это трудно понять, что она принадлежит и так далее. Конечно, любовь рабыни, предположительно, ничего не стоит, так что, она зачастую скрывает свои чувства, настолько хорошо, насколько может. Ведь рабовладелец может быть раздражён или даже возмущён чем-то столь нежелательным и абсурдным как, скажем, явное выражение любви его рабыней. Что ей остаётся? Только лежать в ногах кровати своего господина и целовать его цепи. Да ещё можно, заливаясь слезами, поцеловать кончики пальцев и прижать их к ошейнику. Она боится говорить об этом, поскольку она всего лишь рабыня. Она же не хочет чтобы её выпороли или, того хуже, продали. В любом случае на изобильном лугу неволи цветок любви находит плодородную почву. Даже если это запрещено, страшно настолько, что повергает в трепет, это пробьёт себе дорогу, как родник, прилив или росток цветка. Но какой ужас это может поселить в сердце рабыни!

— Это приемлемо, — сказал Селий Арконий, — рабыня должна любить своего господина.

— Быть может, Господину нравится его рабыня, хотя бы немного, — предположила Эллен.

— Возможно, — пожал он плечами, — самую малость.

— Ваша рабыня просит служить вашему удовольствию, Господин, — прошептала девушка.

И тогда мужчина перешагнул через её тело, встав на колени с одной стороны от неё, но продолжая удерживать её запястья.

Эллен чувствовала, что только собрав всю свою волю в кулак, он сопротивляется желанию схватить её. У неё не было сомнений в том, что через мгновение она будет подвергнута использования достойного рабыни.

И тогда, слишком внезапно, всё её тело, казалось, начало заливать, сильнее чем когда-либо прежде, и это стало для Эллен потрясением, ужаснувшим накалом страсти, беспомощным жаром, подавляющей любовью, полным тотальным подчинением, отчаянной взбесившейся потребностью женщины беспомощно и с любовью отдать себя, во власть своего господина.

Судя по улыбке, от её господина не укрылось состояние его рабыни.

— Пожалейте рабыню, — попросила она.

Насколько беспомощны бывают рабыни так внезапно оказавшись во власти своих потребностей!

— Похоже, — хмыкнул мужчина, — в твоём соблазнительном маленьком животике горит рабский огонь?

Девушка выгнулась дугой в попытке дотянуться своим телом до его, но мужчина по-прежнему крепко удерживал её запястья прижатыми к полу. Эллен так и замерла, наполовину лёжа, наполовину стоя на коленях, дикими глазами глядя на него.

— Да, Господин, — простонала она. — Мой живот жжёт рабский огонь!

— Живот земной женщины?

— Живот той, кто когда-то была женщиной Земли, но теперь только гореанская рабыня с клеймом на ноге и ошейником на горле!

— Я вижу, — кивнул мужчина.

— Я признаю свои потребности! Мне больше не позволено отрицать их! — заявила рабыня, но он продолжал прижимать запястья Эллен к полу, не давая ей дотянуться до себя, и тогда она, набрав воздуха в лёгкие, выкрикнула: — Я ваша, Господин!