Джон Норман - Приз Гора

Дело в том, что, как бы это не показалось бы кому-то странно, рабыне не разрешают двигаться с резкостью, неуклюжестью, неловкостью, совершать грубые, размашистые, некрасивые, мужеподобные движения, характерные для свободных женщин. От неё, как от рабыни, ожидается, что она будет хорошо знакома со своим, совсем иным, необычайно прекрасным и совершенно особенным телом, таким возбуждающим и соблазнительным, соответственно, и нести его она будет так, чтобы это выглядело красиво. В конце концов, она не свободная женщина. Она — женщина! И должна двигаться как женщина. Рабыня, прежде всего, женщина, а значит, от неё требуется женственность. Её учат знать своё тело и красиво двигаться. Иногда мужчины даже не понимают, с чего они вдруг так возбудились, а всё дело в том, что в каждом движении рабыни, каждом нюансе выражения её лица, присутствует тонкий намёк на её глубокую, высвобожденную женственность.

Так что Эллен работая, прекрасно сознавала, что она — рабыня и что она находилась в присутствии своего господина.

И она не могла не признать, что никогда не чувствовала себя настолько красивой и женственной, как почувствовала это на Горе. Только попав сюда, Эллен поняла, что прежде даже не начинала ощущать глубины своего пола. Ну конечно, об этом ведь ничего не было написано в тех текстах, которые она читала, и об этом даже не упоминалось в тех курсах, которые она вела.

Как странно, думала она, что на её планете большинство женщин, насколько она могла судить, просто забыли о таких вещах, о таких эмоциях и чувствах. Быть может, с грустью подумала женщина, им просто так и не встретился настоящий мужчина? Интересно, спрашивала она себя, понимали ли женщины её собственного мира, или, по крайней мере, кто-нибудь из них, какими они могут быть изящными и красивыми, женственными и желанными? Понимали ли они, что даже самые ничтожные работы, такие как уборка со стола, можно выполнять красиво и изящно? Задумывались ли они над тем, что в любое время, при выполнении их самых разных действия, даже, скажем, исполняя различные работы по дому или играя, или делая что-либо ещё, они могли бы быть красивыми, изящными и женственными? А может, они боялись презрения, насмешек, жестокости тех женщин, что ненавидели свой собственный пол?

Но она не оставляла надежды, что её сестры на оставшемся так далеко мире однажды смогут многое узнать о себе, даже несмотря на то, что может стать вероятными последствиями такого пробуждения.

— Ты неплохо двигаешься, шлюха, — проворчал Мир.

О да, она и не сомневалась, что он наблюдал за ней.

— Господина это раздражает? — спросила Эллен.

— Ты можешь пожалеть об этом, — предупредил её мужчина.

— Но Вы же сами меня этому научили, — напомнила она, — по крайней мере, до некоторой степени. Я стала замечать, что теперь двигаюсь определенными способами, совершенно не замечая этого, без участия сознания. Не даже больше не надо задумываться об этом. Учитывая то, как меня дрессировали, как ещё я могу двигаться, кроме как так, как я теперь это делаю? Конечно же, Вы не возражаете. Кроме того, разве если бы я не двигалась таким образом, если бы я не двигалась в естественной для моего тела манере, разве не была бы я за это наказана?

— Продолжай работу, — бросил Мир.

— Я скоро закончу, — заверила его она.

В это время она этого ещё не знала, но многие гореане запросто могут отличить свободных женщин от рабынь, даже когда последние одеты в предметах одежды первых, настолько пропитались они женственностью, настолько стала она их второй натурой, настолько очевидна она в рабынях. Иногда беглые рабыни, пытаясь сбежать от ненавистных рабовладельцев, одеваются в одежды свободных женщин, но их тут же останавливают и просто раздевают, находя под одеждой их клейма и ошейники. И тогда их ждёт возвращение к ужасному «милосердию» их хозяев. Предметы одеяний свободных женщин и рабынь, кстати, разительно отличаются друг от друга. Туалеты рабынь намного короче и намного более открыты. Кстати, рабыню запросто могут убить за то, что она наденет платье свободной женщины. А вот обратное, вполне допустимо, и свободная женщина может переодеться в одежду рабыни. Хотя это и осуждается. Кроме того, это довольно опасно. Многие из свободных женщин, переодевшихся в такие одежды, полагая, что это не более чем простое приключение, и намереваясь пробраться в места, запретные для них, например, увидеть внутренности пага-таверн, к своему ужасу, беспомощно извиваясь, чувствовали, как им затыкают рот, завязывают глаза, и стягивают руки верёвки работорговцев.

Кроме того, рабыни и рабы могут быть убиты за одно только прикосновение к оружию.

Эллен не сомневалась в том, что её хозяин серьёзно ей заинтересовался. И конечно, почувствовав его интерес к себе, она больше не пыталась притворяться испытывающей тревогу или негодование. Такие лицемерие и обман для рабыни недопустимы. Теперь она отлично знала, что к ней, как к рабыне могут проявить интерес. Фактически, учитывая её красоту, текущий статус и положение, для неё было само собой разумеющимся, чувствовать к себе интерес мужчин. А разве нашёлся бы такой мужчина, который не нашёл бы рабыню интересной, особенно такую как она? Как нахально, и одновременно с каким удовольствием теперь рассматривали её мужчины! Более того, теперь она сама ожидала, что её будут рассматривать именно так, и даже надеялась на это. В действительности, ей стоило опасаться как раз таки обратной ситуации, то есть того, что на неё не будут заглядываться, что она не сможет привлечь к себе интерес. Сама её жизнь, насколько она теперь знала, могла зависеть от таких мелочей.

— Возможно, давно, — осмелилась заговорить Эллен, — Вы представляли, как я могла бы выглядеть, будучи голой рабыней, вашей рабыней, покорной, выполняющей ваши распоряжения, и не имеющей никакого иного выбора, кроме как двигаться перед вами как рабыня.

— Ты ещё не закончила свою работу, — указал он.

— Безусловно, — продолжила женщина, — Господин тогда, скорее всего, не знал того, на что я могла бы быть похожей в восемнадцатилетнем возрасте.

— Кажется, что моя рабыня слишком разговорчива, — намекнул Мир.

— Я надеюсь, что Господин не разочарован телом своей восемнадцатилетней рабыни, — сказала она.

— Ты — весьма привлекательна для восемнадцатилетней рабыни, Эллен, — признал мужчина.

Наконец, она закончила с уборкой стола, переставив последние тарелки на столик на колесах. «Как странно, — подумала она, — что у меня оказалось это восемнадцатилетнее тело. И всё же оно — моё, или, возможно, лучше было бы сказать, оно теперь то, чем являюсь я. Безусловно, шея этого тела украшена рабским ошейником. Или, может лучше сказать, что это на меня саму надет рабский ошейник? Или, что я сама, та, кто я есть теперь, украшена рабским ошейником?».