Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Однако все эти красивые слова разом вылетели из головы, когда, распрощавшись с Инием и поднявшись на свой этаж, Элиана увидела огромные – в пол-лица – потемневшие от боли глаза Элианы и услышала ее уже охрипший от криков голос:

– Эгери, паршивка, где тебя носит?! Давно уже началось!

– Ой, Элиана, голубушка, прости! – Эгери бросилась к сестре. – Я вот тебе лакричных палочек принесла.

Но Элиана только оттолкнула ее, сбросив палочки на пол, оперлась обеими руками на шаткий стол и принялась раскачиваться, стоная сквозь зубы.

– К бабке беги, дура! – выговорила она наконец, переводя дыхание. – Угол улицы Хлебопекарей и переулка Кирпичников, три квартала отсюда в сторону реки, красный дом. Зовут Яри. И вот что еще! – По мере того, как боль уходила, глаза Элианы прояснялись, и Эгери на несколько мгновений увидела ту прежнюю красавицу, звезду двора. – И вот что еще, милая, не в службу, а в дружбу: забеги к портнихе на улицу Плетельщиков Лозы. Зеленый дом с белыми колоннами, ну ты помнишь, наверное. Она должна была дошить синюю юбку и накидку с золотой строчкой, и еще рубашку. А то матушка Исия наверняка захочет нас навестить, не могу же я ее встречать, не принарядившись. Помнишь, как у нас дома, бывало, пели: «Синяя юбка у нее, по каждому шву золотое шитье. Рубашка из шелка у нее, двенадцать девиц справляли шитье». – И тут же снова, изогнувшись дугой, задрав подбородок к потолку с криком: – А, проклятье, опять! Поторапливайся, давай, растяпа, ребенок ждать не станет!

Эгери бросилась вниз по лестнице – только ступеньки заскрипели.

Иний, по счастью, еще не успел уйти далеко. Эгери догнала его на улице и послала в Дом Стражи – сообщить Исию о надвигающемся событии. Яри, повивальная бабка, также оказалась на месте и тут же начала собираться, обещая, что поспешит к роженице. Идти отсюда до их дома было всего три квартала, так что Эгери больше не переживала за судьбу сестры и со спокойной душой отправилась к портнихе.

Для этого ей снова пришлось подняться на холмы: нужный ей дом стоял хоть и не в самых богатых кварталах, но на пути к ним.

Прежде Эгери бывала здесь лишь один раз, с Элианой и Исием, и поэтому не без труда разыскала нужный дом. Ей пришлось, как и Инию, во все горло кричать на улице, разыскивая провожатого.

Дом, где жила и работала Ирмия, портниха Элианы, оказался вовсе не похож на остров. Он состоял всего из двух этажей и дюжины комнат. Со стороны дом походил на приземистого широкогрудого человека, вытянувшего вперед длинные руки. В «грудной клетке» располагалась лавка – прежде, как рассказывала девушкам сама Ирмия, здесь был огромный, высотой в оба этажа, зал для приема гостей. Теперь на высоте первого этажа настелили новый потолок. Бассейн, украшавший некогда центр зала, заложили кирпичом, а затем покрыли дорогой мозаикой, изображавшей овец и пастушков. Отверстие на плоской, крытой черепицей крыше, откуда в прежние времена выходил дым, оставили, превратив в люк, ведущий на чердак. Стены и новый потолок также украшены лепкой и росписями. Позади лавки располагались жилые комнаты, где обитали хозяйка и ее престарелый слабоумный муж. (Лишь благодаря такому несчастью Ирмия и смогла взять управление лавкой в свои руки и перестроить дом по своему вкусу.) В одноэтажных боковых пристройках, «рукавах» дома, она разместила мастерские, склады и комнаты для рабов.

Когда Эгери вошла в лавку, там стоял дым коромыслом и на бывшую принцессу долго не обращали никакого внимания. Похоже, только что прибыл какой-то важный заказ – дюжие носильщики то и дело втаскивали в мастерскую огромные сундуки, наполненные пряжей и шерстью всех цветов, тюки ткани, ковры. Наконец Ирмия, веселая энергичная толстушка, навела порядок, раздала носильщикам медяки, прогнала рабов и рабынь разбирать товар и, многократно извинившись перед гостьей, предложила ей пройти в соседнюю с лавкой комнату «выпить по стаканчику вина с бисквитами».

– Ты уж извини, благородная госпожа, сегодня день совсем сумасшедший, – пояснила она. В Лусе все со всеми были на «ты», в языке Сюдмарка просто не существовало иной формы обращения. – В гавань еще декаду назад корабли с Южных островов пришли, а из-за этого суда и выборов, ну ты знаешь, наверное… – Эгери кивнула. – В общем, из-за всех этих неурядиц все с ума посходили. Баржи только сейчас вверх по реке пропустили, когда корабль с проклятым изменником ушел. Так что мы уж торопимся что есть сил, чтобы товар принять да пересчитать честь по чести, а то ведь народ такой: только отвернешься – сразу все растащат. Ну ладно, сейчас как раз самое время передохнуть, пока вторую партию не подвезли. Я только схожу, гляну, чем там мои занимаются. Сама знаешь, благородная госпожа, рабская природа такая: все сплошь лентяи и ворье. Кто еще из деревни честным приедет, тех сразу развратят, оглянуться не успеешь. Оно и понятно, у меня в мастерских работать – это не то что в поле, а раб как чувствует, что ему послабление дали, сразу развращается.

Ирмия, продолжая щебетать, провела гостью в маленькую, заполненную живыми и нарисованными цветами комнату, накрыла на стол и упорхнула, а Эгери со вздохом опустилась на низкую скамеечку с алой бархатной подушкой (немыслимая роскошь для дома Исия, где спали, сидели и ели либо на сундуках, либо на грубо сколоченных топчанах), закрыла на секунду глаза, потом отхлебнула вина и жадно набросилась на еду. Только сейчас она сообразила, что день уже клонится к вечеру, а у нее с утра во рту не было маковой росинки. К счастью, поданная Ирмией закуска – сладкие лепешки и варенье из винограда – быстро утолила голод. А вот домашнее вино оказалось коварным: сладким и неожиданно крепким, так что вскоре Эгери с ужасом почувствовала, что захмелела с первого стакана. Она отодвинула графинчик с вином и принялась осматриваться. Самый верный способ прогнать из головы хмель – внимательно присмотреться к окружающим предметам, не позволяя мыслям путаться и ускользать. Таким штучкам обучали ее еще родители, для того чтобы она могла надежно контролировать свою способность к превращениям. И в самом деле, принцесса, захмелевшая на пиру или обернувшаяся волчицей в неподходящий момент, не оказала бы чести своему роду. Но и для сугубо человеческих дел эти уловки подходили.

Итак, Эгери изучала предметы на столе: графинчик синего стекла с ручкой в виде ящерки, глиняные блюдца с цветочным орнаментом, серебряные чарки, украшенные вино градными листьями и ягодами из крохотных гранатов. Закуску Ирмия сервировала на небольшом круглом столике, сделанном из древесины горной туи, привезенной, по всей вероятности, с предгорий Аргилеи. Единственная ножка столика представляла собой искусно вырезанную сидящую пантеру, две распластанных в прыжке пантеры украшали края столешницы, а сама столешница была «пантеровой» окраски: тую на ее родине постоянно трепали ветра, и волокна древесины завивались, образуя округлые пятна. Уже судя по одному этому столу, без труда можно заключить, что Ирмия – портниха модная и дорогая. Разумеется, она совершенно не по карману Исию. К счастью, Ирмия сама предложила шить для Элианы буквально за гроши и для того лишь, чтобы иметь возможность сказать невзначай: «А это платье заказала у нас принцесса из дальних земель!» Она даже безропотно мирилась с немыслимым для Луса покроем платьев, юбок и рубашек Элианы. Ирмия относилась с большой симпатией также и к Эгери, несмотря на то что младшая принцесса ничего у нее не заказывала, предпочитая для экономии шить себе одежду сама. Эгери считала, что ей тут не перед кем красоваться, и старалась одеваться как можно проще: мужа и свекрови у нее не было, а привлекать излишнее внимание молодых людей Луса ей не хотелось. Поэтому она предпочитала простые темные платья и плащи и совсем не носила украшений.