Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Заметив неудовольствие на лице своей подопечной, Иний любезно осведомился, не желает ли Эгери, пока суть да дело, послушать Песнь Эйида, которой он заклял землю Луса от всяческих бед. Эта песня вырезана на деревянных досках, находящихся в храме, и он, Иний, как раз недавно за учил ее наизусть по приказу учителя. Эгери стало любопытно, и Иний без запинки, неожиданно проникновенно и выразительно прочел:

Между тем внизу на площади нетерпение росло, люди выкрикивали проклятья, грозя небу кулаками, солдаты переминались с ноги на ногу и явно нервничали. Но тут наконец запели трубы, двери храма растворились, и жрецы в белых одеждах буквально вытолкнули на площадь обнаженного человека со связанными за спиной руками. Его спину пересекали во всех направлениях длинные кровавые раны – следы ударов бичом. Следом вышел еще один, одетый в траур. Вокруг двух осужденных встали «коробочкой» солдаты и повели их к пристани.

Из толпы полетели камни, во многих местах солдатам оцепления пришлось развернуться и оттеснять разъяренных людей в сторону щитами, иначе осужденных разорвали бы на месте.

– Это кто, полководцы? – спросила Эгери, не веря собственным глазам.

– Ага, кто же еще? – отвечал Иний. – Голый – Ридий, а тот, что в трауре, – Паллий. Ему удалось вымолить прощение.

– Небось, каким-нибудь младенцем потрясал? – буркнула Эгери.

– Ну да, а откуда ты знаешь? – удивился Иний. – Ну что, говорил я тебе, ты такого больше никогда не увидишь!

– Надеюсь, что не увижу, – согласилась принцесса.

Она не отрывала глаз от несчастных осужденных. Вот Ридия втолкнули на корабль, Палий остался на причале. Несмотря на большое расстояние, Эгери без труда могла различить на берегу реки унылую черную фигуру: неудачливого полководца все обходили стороной.

Эгери только покачала головой в немом изумлении. У нее не было слов. Что здесь, в конце концов, за нравы, в этом Лусе? Пусть полководцы потерпели поражение, пусть они заключили невыгодный мир, и все же они как-никак спасли несколько тысяч человек, граждан Сюдмарка, сыновей, мужей и братьев тех самых горожан, которые сейчас забрасывали Ридия и Палия камнями и грязью.

Будь Эгери королевой, королевой Сюдмарка, она лишь пожурила бы полководцев за неосмотрительность, поблагодарила бы за спасение жизни ее подданных, наградила бы небольшими поместьями и уволила бы со службы. А мир с аргилами укрепила бы, отдав одну из принцесс своего рода в жены тамошнему принцу. И через двадцать лет их дети на блюдечке и с поклонами преподнесли бы мятежную провинцию ее детям.

Раздосадованная творящейся вокруг глупостью, Эгери высказала свои соображения Инию, чем немало его обидела:

– Дочери Луса – не товар. Они выходят замуж за достойных граждан, согласно воле их отцов, чтобы население Луса неуклонно росло. А заключать с врагом мир позорно! – сказал он гордо.

– Дочери – всегда товар, безразлично, на внешнем рынке или на внутреннем, – хмыкнула Эгери. – А продолжать бессмысленную войну – величайший позор для правителя.

Иний даже дар речи потерял от изумления и праведного гнева. Впрочем, как и подобало хорошо воспитанному сыну Луса, он быстро овладел собой.

– Просто ты женщина, да еще чужестранка, вот тебе и не понять, – вежливо пояснил он.

– В самом деле, куда уж мне… – с нехорошей улыбкой процедила сквозь зубы последняя из Хардингов.

Эгери и сама не ожидала, что эта история, в общем не имеющая к ней никакого отношения, так сильно заденет ее. И этих людей она собиралась просить о помощи? Этих, которые не умеют отличать доблесть от жестокости? Этих, которые готовы отдать на растерзание своих, лишь бы утереть нос врагу? Неужели они забыли, что война ведется во имя защиты собственных людей, а не для того, чтобы красиво и мужественно истреблять их? Больше всего ей хотелось оказаться сейчас за тридевять земель отсюда, лучше всего рядом с Ларисом.

Галантный Иний взялся проводить ее до дома. Эгери шла молча, погруженная в мрачные размышления, вернее в переживания: размышлять она сейчас не могла, воспоминание об обнаженном, исхлестанном бичами человеке прогнало из головы все мысли.

Только теперь она в полной мере ощутила, насколько безнадежно ее предприятие и в то же время насколько оно неизбежно. Именно она, Эгери, должна найти невидимый рычаг и повернуть Сюдмарк против Кельдингов. Именно она, и только она, больше некому.

– Послушай, а кто же теперь будет вести войну, если оба полководца осуждены? – вдруг спросила она Иния.

Мальчишка фыркнул:

– Я же говорю: женщина, да еще чужестранка! В прошлую декаду были выборы. Весь Лус гудел, а ты куда смотрела? Выбрали двух новых полководцев: Асия и Кирия, оба мужи достойные, из хороших семей.

– И оба поедут в Аргилею?

– Нет, только Кирий. Совет старцев решил, что Асию надлежит остаться здесь и заниматься вербовкой новых отрядов, а также на случай, если Сюдмарку будет угрожать новая опасность. Говорят, Олия, достойная мать Асия, весьма сокрушалась о том, что ее сын остается в городе и в случае успеха вся слава достанется Кирию. Вот как ведут себя истинные дочери Луса, ясно тебе?

– Ясно, ясно, – отмахнулась Эгери.

Она попыталась уловить какую-то едва забрезжившую мысль, но безуспешно: слишком велики были усталость и досада. Да, наверное, истинные гражданки Луса так и должны себя вести: скорбеть о том, что им не удалось отдать своих сыновей на заклание, в жертву неуемному честолюбию и, прав был Ларис, сребролюбию, а проще говоря, жадности прочих граждан. Почему, ну почему ее ненаглядному Асию не дали пасть героем во имя того, чтобы очередной губернатор мог без страха набивать себе карманы?! Тьфу, мерзость!

Эгери захотелось, вернувшись домой, похлопать Элиану по животу и сказать что-то вроде: «Спи, будущий солдат, береги силы. Они тебе пригодятся, когда в тебя, голого, будут швырять камнями твои славные соотечественники».