Шон Исли - Отель «Странник»

Краем глаза вижу, что Орбан переступает порог и берется за дверную ручку. Наши взгляды встречаются – и мне очень не нравится выражение его лица.

– Орбан?

Орбан вытягивает из кармана шинели нож и направляет его на меня. Только вот это не нож. Или, по крайней мере, не совсем нож, если я что-то знаю о ножах. Он целиком сделан из дерева, от рукоятки до лезвия – острого колышка толщиной не более карандаша, зато вдвое длиннее.

Он делает угрожающий выпад в мою сторону, приказывая мне не двигаться.

– Я не хочу утратить себя, – говорит он прерывающимся голосом, а потом добавляет шепотом слово, адресованное только мне: – Бросай это дело, беги.

Рахки оборачивается, и в этот миг он захлопывает дверь снаружи.

Я бросаюсь к двери и хватаюсь за ручку, но промахиваюсь. Я снова пытаюсь найти ручку, но пальцы нащупывают пустоту.

Потому что у двери нет ручки изнутри.

Пальцы мои саднит, в голове бухает пульс.

Орбан по ту сторону двери произносит что-то по-венгерски, а затем слышны его торопливые удаляющиеся шаги.

Я поворачиваюсь к Рахки, ожидая от нее перевода.

Она пораженно моргает.

– Он сказал… что за ним был какой-то долг.

Рахки прижимает к себе насмерть перепуганных детей.

«Я не хочу утратить себя».

«Бросай это дело, беги».

– Что вообще происходит? – спрашиваю я, но в глубине души и сам знаю ответ. Происходит катастрофа. Не могу сказать, в чем именно она заключается и чего конкретно мне нужно бояться, но это не мешает мне просчитывать разные ужасные вероятности.

40-процентная вероятность, что кто-то сейчас придет и разрежет нас на куски пилой.

23-процентная вероятность, что стены сомкнутся и нас раздавят.

16-процентная вероятность, что нас отравят ядовитым газом.

10-процентная вероятность, что под нами разверзнется пол и мы провалимся в бассейн с голодными акулами.

7-процентная вероятность, что ядовитые венгерские пауки поползут со всех сторон и обмотают нас паутиной, высосут кровь и оставят наши пустые оболочки запоздавшей полиции.

И… сколько там остается процентов? У меня туго с математикой, но 4-процентный шанс на спасение вроде бы остается.

А ведь я думал, что Орбан на моей стороне. Зачем же он запер меня здесь?

Рахки смотрит на дверь таким взглядом, будто ожидает, что та сама собой откроется.

– Это оружие… Оказывается, у Орбана есть клин. Значит, он на стороне Конкурентов.

– На чьей стороне?

Она выпрямляется, внимательно глядя на меня, и проводит рукой по своему пылевику. А потом бьет меня по лицу, и я врезаюсь щекой в стену…

И прилипаю к ней.

– Что ты сдела…

– Заткнись! – кричит она. – Мне нужно подумать!

Тем временем я прирос щекой к стене из-за чертовой магической пыли Рахки. Я не могу отстраниться, или хоть немного сдвинуться вниз, или оторваться.

– Отпусти меня!

– Я сказала: заткнись! – она яростно взмахивает в мою сторону пылевиком.

– Ладно, ладно! – я пытаюсь вывернуться так, чтобы хоть немного ее видеть, не сломав себе челюсть. – Просто один маленький вопросик, ладно? Какого черта ты привязала меня к стене?!

Она проводит рукой по дверному косяку, будто что-то ищет.

– Потому что ты мог оказаться одним из них.

Я с трудом сглатываю и пытаюсь придумать, что бы на это сказать. Чем доказать, что я не… тот, за кого она меня принимает?! За спиной слышу тихий плач детей, но не могу даже обернуться и посмотреть на них. Как им, должно быть, страшно!

– Одним из кого?

– Из Конкурентов, – повторяет Рахки, все еще обследуя дверь.

– Будь добра, все же объясни мне, что тут происходит?! – прошу я, натягивая кожу на своем бедном приклеенном к стене лице.

Она внимательно рассматривает места, где должны быть дверные петли, но они остались по ту сторону двери и их никак не достать.

– Конкуренты – это люди, которые хотят уничтожить Отель. Они – наши враги, и только что мы с тобой попались в одну из их ловушек.

Полосатый. Нико и Сев. Орбан. Неужели все они – Конкуренты? А кто тогда я?

Рахки обыскивает каждый угол помещения, окно, ковыряет потрескавшуюся штукатурку на стенах.

– Что ты делаешь?

– Ищу выход, – отзывается она.

Как же, оказывается, больно, когда не можешь повернуть голову!

– У меня болит шея. И плечо почти занемело.

– Потерпи уж как-нибудь, – равнодушно бросает Рахки. Она возвращается к двери и ударяет в нее кулаком.

– Мне нужна дверная петля. Или любая другая. Но они вынесли всю мебель, на окне решетка… Даже дверь уборной сняли!

– Слушай, – говорю, – я понятия не имею, кто такие все эти враги. Но если ты меня освободишь, то попробую помочь.

Она подозрительно смотрит на меня.

– То есть ты правда понятия ни о чем не имеешь?

– Клянусь, – я поднимаю обе руки, развернув их ладонями. Хотя, боюсь, в моем положении – с приросшей к стене щекой – это больше похоже на какой-то уродливый детский танец, а не на жест сдачи. – Я никогда не слышал о Конкурентах до этой минуты. И понятия не имею, зачем тебе понадобились эти дети или почему Орбан нас тут запер.

Рахки кривит губы, а потом вынимает из перевязи свой пылевик.

Я зажмуриваюсь.

– Пожалуйста, не бей меня.

– Я не собираюсь тебя бить, дурень. Просто не двигайся минутку. – Она просовывает узкий конец пылевика мне под щеку и проворачивает его. – Связь между пылью и пылевиком еще сильнее, чем связь между тобой и стеной. Пыль возвращается к пыли, и…

Она вытягивает пылевик обратно – и мое лицо отклеивается от стены, да так резко, что я теряю равновесие и падаю, распластавшись на полу.

Одна из маленьких девочек робко хихикает.

– Понравилось, да? Смешно? – я яростно вскакиваю с пола. – У меня теперь лицо придет в порядок не раньше чем через неделю!

Девочка произносит что-то по-венгерски и улыбается.

Я строю ей страшную рожу.

– А так тебе нравится?

Она хохочет, но девочка постарше быстро отталкивает ее себе за спину, и на лице ее написан страх. Должно быть, сейчас не лучшее время шутить насчет страшных рож.

Я подхожу и кладу руку на плечо испуганной малышке – точно так, как я сделал бы, чтобы успокоить Кэсс – и ласково сжимаю ее плечико.

– Все точно будет хорошо. Мы все уладим.

Когда мы были младше, Ба постоянно твердила мне о том, насколько хрупка и уязвима Кэсс. Она объясняла, что некоторым людям требуется больше заботы и внимания, чем другим, и что моя задача – беречь и защищать сестренку. Сейчас по сравнению с теми временами Кэсс значительно окрепла: чем младше ребенок со spina bifida, тем ему труднее. У нее и сейчас бывают плохие моменты, например, как тогда днем, но сейчас она куда умнее и независимее, чем когда бы то ни было, а еще полна надежды на будущее.