Шон Исли - Отель «Странник»

Я внезапно понимаю желание Нико постоянно показывать ей язык.

Мы проходим за следующий занавес и оказываемся в вестибюле, украшенном бронзовыми статуями, большими масляными портретами в рамах и множеством золотых аксессуаров.

– Ладно, вот тебе краткая версия экскурсии, – говорит Рахки. – Каждый вестибюль оформлен соответственным региону образом, – она широким жестом указывает на ряд дверей, отмеченных табличками с названиями европейских городов. – Внешние двери – те, что выводят из Отеля в разные места мира, – идут по внешней стене каждого вестибюльного кольца. – Она кивает на мраморную лестницу, ведущую на следующий этаж. – Наверху, откуда мы обычно сюда попадаем, – Лифтовый холл, а дальше, ближе к центу, – Мезонин, где…

– Нико мне все это объяснял, – перебиваю я ее. – А где расположена Шахта?

– Это не так работает. Шахта – не какое-то конкретное место. Она, скорее… клей, который скрепляет всю конструкцию. Для тебя важна центральная ось, она же ствол, и четыре главных кольца: Вестибюльный уровень, Лифтовый холл, Мезонин и Внутренний двор. Все остальное – расходящиеся в стороны лучи, связанные с основными кругами через «переходники» – так мы называем двери, соединяющие друг с другом части Отеля.

– Это как ветки, расходящиеся от ствола дерева, – киваю я, немедленно представляя себе знакомый символ.

Девочка утвердительно кивает.

– Внешние двери и переходники расположены в великих Домах. Просто запомни, что переходники соединяют места внутри Отеля, а внешние двери – Отель и места снаружи.

После короткой задержки – потребовалось пять минут, чтобы достать из шкафа и надеть меховые шубы, – Рахки ведет меня за собой к Двери Будапешта.

– И еще одно, – говорит она, прежде чем открыть внешнюю дверь. – Если ты вдруг оторвешься от меня и потеряешься, не паникуй.

Я мгновенно покрываюсь мурашками.

– С чего бы мне от тебя отрываться? – У меня нет ни малейшего желания навеки потеряться в Венгрии!

– Ну, иногда такое случается. Но помни: если что-то пойдет не так, твоя монетка всегда будет хотеть вернуться. Она связывает тебя с Отелем и постоянно желает вместе с тобой перенестись в него. Пока монетка при тебе, она укажет тебе путь к двери. Постучи во внешнюю дверь – и кто-нибудь обязательно тебе откроет. Здесь, в Отеле, двери всегда открываются на стук.

Она оборачивается, чтобы взглянуть на площадку мраморной лестницы, и поджимает губы. Там стоит Агапиос, сцепив руки за спиной, и смотрит на меня сверху вниз. От вида его мрачного лица у меня по спине пробегает холодок.

– Пошли уже, – говорит Рахки и открывает дверь. Снаружи густо сыплет снег. – Добро пожаловать в Будапешт.

Дверь Будапешта выводит нас на широкую городскую площадь.

– Ух ты, – говорю я, оглядываясь. Это единственное, что я могу сказать.

Нас окружают пронизанные светом высокие здания из стекла и камня. Резные гранитные арки подсвечены оранжевым сиянием заходящего солнца. Площадь усеяна полосатыми торговыми палатками, из которых льется теплый свет лампочек. Сетки разноцветных гирлянд покрывают стволы и ветви могучих деревьев, напоминающих огненных драконов, перевитых между собой.

Рахки наклоняется завязать покрепче шнурки на конверсах.

– Vörösmarty tér [3] Площадь Вёрёшмарти (знаменитая пешеходная площадь в центре Будапешта). , – объясняет она, затягивая узел. – Да, в восточных странах, где много православных, сейчас повсюду очень празднично.

– То есть…

– Будапешт – одно из моих любимых мест в рождественское время.

Я смущенно смотрю на нее, не зная, как спросить.

– А разве ты не… – я киваю на ее хиджаб.

– То, что для меня Рождество – не праздник, не значит, что мне не нравится смотреть, как празднуют другие. Если что-то красиво, оно просто красиво, и все. Только искаженное восприятие может сделать что-то красивое пустым в наших глазах.

Она поворачивается ко мне, и я замечаю у нее на поясе длинную деревянную дубинку. Та слегка виднеется из-под полы шубы. Она отполирована и кажется такой же гладкой, как атласная перевязь, на которой она висит, а конец у нее расщепленный.

– Это пылевик, – поясняет она, заметив мой взгляд. – Оружие горничных.

Она ласково проводит пальцем в перчатке по гладкому дереву.

– Перчатки у нас, горничных, жесткие как наждак, – продолжает она, переплетая пальцы. – Мы полируем ими дерево пылевиков, чтобы получить связующую пыль. – Она демонстрирует мне ладонь – палец перчатки и правда покрыт слоем микроскопических белых опилок от дубинки.

– А что делает эта пыль?

Рахки улыбается.

– Дай мне руку.

Мне не хочется этого делать, но я подчиняюсь.

Рахки проводит по моим пальцам: по указательному, потом среднему – а потом сжимает их вместе.

– Пыль связывает. Вот и все. Попробуй сейчас разделить свои пальцы.

Сперва я не уверен, что правильно ее расслышал, но потом пытаюсь развести пальцы и понимаю, что не могу это сделать. Блестящая пыль словно бы склеила их намертво. Я пытаюсь стряхнуть ее, но она крепко пристала к моей коже, и пальцы остаются сросшимися.

– Как это отменить?

– Оно само по себе постепенно выветрится.

– Постепенно?!

– Успокойся, – все еще улыбаясь, произносит она. – В любом случае ты реагируешь лучше, чем Нико, когда я ему это показала. – Она хмыкает. – Прирастила эту дурацкую шапочку ему к лицу. Чуть переборщила с количеством пыли, но оно того стоило. Он почти весь день ничего не мог видеть. – Она сощуривает глаза. – Тебе следует знать, что, если решишь нарушать правила, я могу очень творчески подойти к вопросу применения связующей пыли.

Это настоящая угроза. Она явно доверяет мне так же, как и я – ей, то есть примерно никак.

Рахки указывает мне на одно из стеклянных зданий, увешанное прозрачными светящимися шарами, и я с трудом различаю над палатками голову какого-то памятника.

– Человек, с которым мы должны встретиться, ожидает нас возле памятника Михаю. Пошли.

– Значит, вы, горничные, используете в бою эти пылевики? – по пути спрашиваю я, все еще пытаясь разделить сросшиеся пальцы.

– Пылевики – отличное оружие, но это не единственный способ их применения. Можно кого-нибудь связать, устроить ловушку, починить сломанную дверь – с хорошим пылевиком можно многое, если не жалко тратить пыль.

Я украдкой плюю себе на пальцы, чтобы растворить пыль с помощью слюны, но ничего не получается. Я и так-то не был особо расположен к Рахки, после того как она нас выдала, но это уже просто оскорбительно и не лезет ни в какие рамки.

Мы прокладываем себе дорогу по полной народа площади, и мое внимание привлекают палатки на деревянных шестах, стоящие вдоль улицы. Каждый киоск украшен мигающими цветными огоньками и еловыми венками. От палаток исходит дурманящий запах жареного мяса, меда, хвои и корицы, и я чувствую себя в самой сердцевине Рождества. Рахки права: это все ужасно круто. Однако нужно сосредоточиться. Мы не любим эту девушку. Она предала нас с Нико, склеила мне пальцы своей магической пылью. Она, в конце концов, горничная, а Нико говорил, что горничные – наши враги.