Киран Ларвуд - Легенда о Подкине Одноухом

Кром толкнул ворота, кролики проскользнули в лагерь и чуть не споткнулись о двух Пожирал. Вблизи закованные в железо воины выглядели ещё более жутко. Только их громкий храп помог Подкину побороть страх – храп и мысль о том, что скоро он увидит маму.

Справа и слева темнели пустые палатки. Лагерь спал, околдованный зельем Бригид, но Подкин не спешил обманываться тишиной и спокойствием.

Высокий костёр заливал оранжевым светом утоптанный снег и неподвижных Пожирал. «Я забыл спросить, как долго действует зелье, – испуганно подумал Подкин. – Надеюсь, нам хватит времени, чтобы выпустить пленников и убраться отсюда. В противном случае Бригид не позволила бы нам сюда сунуться… Наверное».

Подгоняемый тревогой, он на цыпочках прошмыгнул мимо спящих воинов и уже направился к загону с пленниками, как вдруг увидел то, что заставило его окаменеть.

Неподалёку от костра торчал огромный, изъеденный ржавчиной железный клык. Покрытый острыми шипами, волдырями и язвами, он во много раз превосходил размерами статую, на которую Подкин с Паз наткнулись в Красноводной. Чувствовалось: это не просто металл. Было в нём что-то глубоко противоестественное, злое, отвратительное. Подкин заворожённо смотрел, как одинокая снежинка опускается на тёмную бугристую поверхность и с тихим шипением испаряется.

– Что это? – едва слышно спросил он у Паз. Подкин шептал не потому, что боялся разбудить Пожирал. Нет, он не хотел привлекать внимание этой жуткой штуковины. Конечно, глупо было думать, будто кусок металла может быть живым, но интуиция Подкина так и кричала: лучше держаться от него подальше.

– Мы видели такую в Красноводной. – В голосе Паз отчётливо слышался страх. – Но эта статуя больше и мощнее. Посмотри, что она сделала с теми несчастными.

Подкин с трудом перевёл взгляд на закованных в цепи кроликов рядом с обелиском. Одна Богиня знает, сколько они уже сидели вот так и медленно менялись под воздействием неумолимого железа. Глаза их подёрнулись ржавчиной и лишились всякого проблеска мысли. Пленники молчали и даже не шевелились: они могли только неотрывно смотреть на отравляющий их столп.

– Эта штука превращает кроликов в Пожирал! – в ужасе прошептал Подкин. Шерсть у него на загривке встала дыбом.

– Я чувствую её силу, – пробормотал Кром. – Лучше нам поскорее уйти отсюда.

Кролики взялись за лапы и начали пятиться от железного обелиска – хотя он явно не хотел их отпускать. Уродливая штуковина словно магнитом притягивала взгляды и мысли, отравляла разум и умерщвляла душу. Подкин не думал, что такое возможно, но на миг ему стало жаль Пожирал. Получается, они были обычными кроликами, которым просто не повезло наткнуться на этот страшный кусок металла. Наверное, они откопали его, когда рыли нору. Такое могло случиться с каждым. Даже с кроликами из Манбери, поселись они в неудачном месте.

Вдруг Подкин заметил, что поверхность обелиска подёрнулась рябью и кто-то словно подмигнул ему из глубины. Звёздный коготь тут же налился тяжестью, нагрелся и чуть слышно загудел. Подкин понял, что меч снова злится. Но в следующий миг железный столп успокоился, а вслед за ним затих и клинок. Быть может, Подкину почудилось? «Соберись! – одёрнул он сам себя. – Ты стоишь посреди лагеря Пожирал. Одно неверное движение – и с тебя шкуру сдерут».

– Под, ты чего застыл? – прошипела Паз. – Шевелись давай!

Подкин помотал головой. Чем дальше они отходили от железного обелиска, тем слабее ощущалось его притяжение. Наконец оно исчезло совсем, и кролики, избавившиеся от наваждения, ринулись освобождать пленников.

Мысль о скорой встрече с мамой придала Подкину сил. Выставив перед собой Звёздный коготь, он подскочил к загону и быстро прорубил проход. Пленники сидели, сбившись в кучу, чтобы хоть немного защититься от холода.

– Мама! Мама! – отчаянно звал Подкин. Вид несчастных узников привёл его в ужас. Страшно худые, с ввалившимися от голода глазами, они были похожи на живых мертвецов. Облезлый мех висел на костях, будто выбранная не по размеру одежда. Хотя путь к свободе был открыт, пленники даже не попытались сбежать. Изнурённые, обессилевшие, они только смотрели на Подкина и медленно моргали.

– Мама! – снова закричал он. – Это я, Подкин! Кто-нибудь видел мою маму? Леди Энну из Манбери? Или мою тётю Олвин?

В гуще тел раздались приглушённые стоны, даже отдалённо не похожие на слова. Паз догнала брата и теперь тоже звала маму. Наконец, когда они уже начали терять надежду, пленники зашевелились – кто-то проталкивался через толпу. Паз схватила Подкина за лапу. Оба затаив дыхание смотрели, как к ним, спотыкаясь от слабости, медленно приближаются две крольчихи в лохмотьях.

Лунный свет озарил их морды, и Подкин разглядел коричневый мех – грязный, потускневший, но в точности такой, какой был у мамы и тёти. Неужели…

– Мама! – крикнула Паз, отбросив последние сомнения. – Мама!

В пустых глазах крольчих мелькнуло узнавание. Подкин увидел, как мама и тётушка приходят в себя – так замёрзшие цветы отогреваются под первым весенним солнцем.

– Дети? Вы ли это? – Голос был хриплым и надломленным, но точно принадлежал их матери. Подкин сам не помнил, как бросился к ней и обнял так крепко, что чуть не раздавил. По щекам его бежали горячие слёзы. Мама, тётушка Олвин, Паз – все рыдали, выплакивая ужас пережитого и радуясь встрече.

Это было чудесно.

Увы, счастливый миг разрушило надсадное карканье перекованных ворон. Подкин вскинул голову, выискивая в ночном небе железных соглядатаев. Но Миш и Маш оказались быстрее. Вооружённые рогаткой и духовой трубкой, карликовые кролики обстреляли птиц, которые уже поднимались в воздух, и те бесформенными кучами перьев рухнули в снег.

Кром держал наготове копьё и щит.

– Уходим, – скомандовал он. Даже если Машу и Миш удалось сбить всех шпионов, в лагерь в любой момент могли заявиться новые Пожиралы. Да и действие сонного зелья было не вечным. Малейшее промедление обрекло бы их на смерть.

Кролики кинулись к воротам, но уже в следующую секунду поняли, что опоздали.

Пленники, прикованные к обелиску, мучительно застонали. Казалось, их терзает невыносимая боль. Сама жуткая штуковина гудела и пульсировала, словно её переполняли ярость и предвкушение. Она будто звала кого-то – вопрос только кого?

Подкин стиснул зубы, к горлу подкатила тошнота. Он знал, кого призывает железный обелиск, но не хотел верить дурным предчувствиям. Крольчонок потянул маму за руку, торопясь увести её из этого гиблого места прежде, чем их снова разлучат.