Лесса Каури - Золушки при делах [litres]

Помещение, в котором его держали, представляло собой каменную клеть с одной зарешеченной стенкой. В отрогах подземных пещер таких небольших каверн было немало, и в каждой из них – судя по звукам – обитало живое существо. Опасаясь наблюдения своих пленителей, Лихо вел себя как прежде: лежал как убитый, иногда делал вид, что лакает из миски, пытался встать, но падал обратно. А сам слушал, нюхал, смотрел. Звериная ипостась, которую он принял сразу же, как только отошел от действия наркотиков, не позволяла увидеть многого, зато позволяла услышать и почувствовать. Основываясь на данных собственных органов чувств, Лихай насчитал около десяти разных оборотней, разделивших с ним печальную участь пленника. Некоторые из них были живы, но неподвижны, другие бросались на стены, сходя с ума от ярости, третьи… третьи его пугали. Они вели себя спокойно, даже разумно, но их запах был изменен. И сквозило в нем не что иное, как безумие. Теперь Лихо не сомневался, что попал туда, куда стремился, идя по следу.

В один из дней – дней, потому что полоса света рисовала на полу идеальную прямую, – послышались шаги, и к его клети приблизились двое: высокая рыжеволосая фарга с красивым, но холодным лицом и старик, ступавший тяжело и неровно.

Лихай свернулся клубочком, накрыл морду хвостом и задышал спокойно и размеренно, как лис, находящийся в глубоком сне.

– Вот он, несостоявшийся герой-любовник, дрыхнет! – зазвучал низкий женский голос.

– Хорош, – проскрипел ее спутник, – давненько я не встречал никого из Красных Лихов!

– Их никого и не осталось, он последний, – ответила женщина.

Старик причмокнул губами.

– Природные мощь и красота попраны этими мягкотелыми уродцами – людьми! Жаль, жаль! Но он послужит нам для того, чтобы их уничтожить! Мы отправим его в самое сердце Ласурии, как отравленную стрелу, и будем ждать воли… Завтра проведем обряд, идем!

– Старший, когда же мы наконец познаем ее?

– Терпение, клыкастая, терпение! Сокрытых еще слишком мало в центральных частях страны! Всему свое время.

Они ушли, однако Лихо навострил уши. В сказанном было что-то, чего он не понял. Интонация, с которой старик произнес слово «воля».

Нет, не так!

ВОЛЯ.

Загадки множились, не давая ответов. Что ж, он вернется к ним позднее; пока ясно одно: с ним что-то сделают завтра. Что-то, чему он вряд ли обрадуется… А значит, надо рвать когти!

Его Величество с трудом разлепил веки и уставился в потолок, нисколько не походящий на потолок его дворцовых покоев. Медленно перевел взгляд на источник света, сощурился, разглядывая обнаженную женскую фигуру, застывшую у окна, которая казалась сияющей из-за заливающих ее солнечных лучей.

Услышав движение короля, спустившего ноги с постели, богиня чуть повернула голову.

– Ты знаешь, что прекрасна, Ники? – хрипло спросил Редьярд и, увидев кем-то заботливо поставленный на столик у кровати кувшин с водой, жадно приник к нему.

– Я знаю, что люди – трусы: прикоснувшись к Вечности, тут же спешат напиться и забыть о ней… – задумчиво ответила она.

– Эй, ты пила наравне с нами! – возмутился король.

– Я тоже трусиха, – по голосу было слышно, что она улыбается. – Закажем завтрак в номер?

– Заказывай, – махнул рукой Рэд и снова улегся. – На носу Весенний бал, а это значит, суета и примерки у Артазеля, который опять будет не в духе из-за количества заказов! Устрою себе сегодня выходной… Иди сюда!

Волшебница прошлась по комнате, подбирая с пола предметы одежды.

– Не пойду, да простит меня Твое Величество! – качнула головой. – Позавтракаю с тобой и отправлюсь в Башню. К сожалению, у меня нет достойного преемника, как у тебя. Все приходится делать самой.

– Знаешь, я с тобой знаком тысячу лет, – ничуть не обиделся Редьярд, – помню, как подростком пялился на твою задницу, когда ты приезжала к моему отцу потолковать о делах. Ты как небо, Ники, но, если когда-нибудь тебя не станет – что будет с Ласурией?

Никорин на мгновение перестала застегивать пуговки на батистовой рубашке и взглянула на него исподлобья:

– Полагаю, мое место займет магистр одного из Орденов, набравший большее количество голосов членов Высшего магического ковена.

– Ты меня не успокоила! – буркнул король.

Его настроение стремительно падало. Не иначе Аркаеш нашептал, что по сравнению с увиденным ночью в картине мастера Вистуна ничто не вечно в этом худшем из лучших миров! В том числе и Его Ласурское Величество…

Уже одетая Ники села на край кровати и взяла руку короля в свои.

– Времени на нас наплевать, Рэд, так какой смысл расстраиваться? Надо жить. Просто жить.

– Просто жить… – эхом повторил он. – Как ты думаешь, если я прикажу этому рисовальщику с его мозгомешательными картинами стать придворным художником, он согласится?

– Если прикажешь, куда ж он денется? – захохотала Ники. – Но я бы на твоем месте сначала рассказала ему, как он талантлив и велик, как ценен его гений для Ласурии. И только потом предложила бы должность, позволяющую держать его при себе в качестве драгоценности государственного значения.

– Как хорошо иметь подданных, не боящихся говорить правду! – улыбнулся Редьярд. – Драгоценности государственного значения – это ты и Дрюня, клянусь пресвятыми тапочками!

Никорин похлопала его по руке и поднялась.

– Пойду закажу завтрак, Твое Величество, а после можешь подремать или позвать к себе какую-нибудь славную девку, дабы продолжить с ней то, что не получилось со мной!

Пока ее не было, король умылся, оделся и даже умудрился пальцами расчесать густую пшеничную шевелюру, в которой вовсю серебрились седые волоски. Подойдя к окну, выглянул на улицу. Очерченный светом силуэт волшебницы все еще стоял у него перед глазами. Странное дело: его не бесило осознание того, что, имея эту женщину, он не владел ее сердцем и помыслами. Он принимал Ники такой, какая она есть, не ломая, как поступал обычно. Рейвин добилась подобного отношения к себе путем долгой, полной боли и унижений борьбы с ним, а Никорин он принял сразу, как принимают данность.

Архимагистр вернулась со служкой, несшим поднос, полный тарелок и горшочков, и запотевший штоф с гномьим самогоном. Жидкости в нем плескалось ровно на два глотка.

– Это оскорбление короны! – возмутился Рэд, когда Ники разлила самогон по стопкам. – Твои дозировки подозрительно напоминают мне мэтра Жужина!

– Все, что я делаю, я делаю на благо короны, – усмехнулась волшебница. – Ты пей, пей, Твое Величество, а то сейчас явится шут и все выдует!

– Откуда ты?.. – изумился Редьярд.

Дверь распахнулась, явив Дрюню в великолепном желтом камзоле, украшенном нежно-лиловой отделкой, зеленых лосинах и изящных голубых ботиночках, делавших его ужасно похожим на голобоногого олуша.