Мгер Оганесян - Сокровение. Книга 1. Сказания кровавой дани [litres]

– Нет, отче, благодарю. Пусть лучше матушка берет меня, чем отнимет его жизнь.

– Дитя, мать Земля возлюбила свое потомство такой же сильной и чистой любовью, как и твоя. Она не примет жертвы. Но исцелит ради поступков сильных и волевых. Позволь, я залечу твои раны, будем молиться, чтобы она так же залечила твоего возлюбленного.

– Молю, да услышит мать Земля священный голос ваш…

Эрикель подносит руки к эльфийке, тихо что-то нашептывает, и багровые лучи обволакивают его руки и колени девушки, полностью исцелив их.

– Как зовут тебя, дитя?

– Валерия…

Консульер Акрин вместе с отрядом ведут графа де Лара к главе инерзитов, великому кентрону Карадину. Пройдя сотни громадных арок, пальм, голубых бассейнов в золотистых оправах мозаик, они предстают перед сверкающими вратами. Когда они раскрываются, граф еще больше поражается восхитительному стилю архитектуры, сотворенной инерзитами. На колоннах, соединенных мостиками, сведены естественные акведуки из адридадской растительности, из которых струятся изящные водопады. Пол – очаровывающий своими медузами и кораллами бассейн. Медузы щедро одаривали светом, делая голубой фон ярче. Легкую и густую пену образовывали облака, ведущие к золотому трону, который возвышался на ступенях. Побоявшись глубины, Манрике остановился у порога. Акрин и его охранники подталкивают графа. Коснувшись одной ногой воды, он чуть проваливается, но остается на весу. Удивленный человек, округлил глаза и сжал кулаки, пытаясь скрыть смятение.

– Не бойся, граф, подойди, – забавляется зрелищем Карадин.

Делая шаг за шагом, Манрике убедился, что пол надежен. Он начал осознавать, что его и воду под ногами разделяет даже не мягкое и эластичное стекло, а прозрачный ковер. Дойдя до кентрона, дипломатичный граф преклоняет колено и говорит:

– Чем обязан, кентрон Карадин?

– Хочу задать тебе тот же вопрос: могу ли я быть тебе обязан?

Чуть призадумался Манрике и отвечает:

– Вы тут господин, ваше величество.

– Граф, ты знаешь, я ценю твою находчивость и ум. Мой возраст больше, чем ты можешь себе представить. И мне достойно отвечать сумеет не каждый. Но еще важнее, сумеешь ли ты меня удивить изобретениями?

– Для меня было бы большой честью, ваше величество.

– Время идет. Я хочу знать, сделал ли ты что-нибудь, приближающее тебя к цели?

– Мы работаем над карфазианом, ваше величество.

– Карфазиан уничтожает клетки, им нельзя пользоваться. Прежде чем он повредит врага, убьет своего же держателя.

Манрике слишком сообразителен, чтобы не понять, что инерзит пытается его разговорить. Поэтому он скрывает свои действительные знания.

– Ваше величество, мы уже успели вычислить его вред. Возможно, придется прибегнуть к магии, чтобы воспользоваться этим металлом.

– Нет такой магии, граф. Магия бывает только стихийная.

– Ваше величество, при всем уважении, если мы сумеем создать артефакт из карфазиана, поддержите вы меня? Позволите ли покупать у вас этот металл?

– Граф, если ты и твоя команда создаст столь опасный артефакт, вы сумеете победить нежитей. А победив нежитей, человечество начнет представлять опасность для нас. Неужели ты считаешь, что я это допущу?

– Ваше величество, когда мы найдем способ сделать металл безопасным для его держателя, то вы тоже овладеете данной технологией. И ваше войско будет таким же опасным, как и войско Арачнакана. Тогда нам не будет смысла опасаться друг друга.

– А ты понимаешь, граф, что в таком случае Адридад потеряет свое преимущество? – улыбается глава инерзитов.

– Вы – господин, решать вам, ваше величество.

– Я ставлю тебе сроки, Манрике. Восемь дней, по истечении этого времени попрошу за тебя выкуп у Аврело. А твоя команда останется мне служить.

Манрике поклонился и удалился:

– Ваше величество…

«Теперь я знаю точно, как поступить, великий кентрон», – подумал еще более уверенный в необходимости побега де Лар.

Бездыханное бледное тело, обернутое в теплую смолу древа матери земли, не подает никаких признаков жизни. Его сердце не билось несколько недель. Весь мир счел гранд монсеньора эльфов погибшим. Весь… кроме Мэрфэла и Валерии. Она каждый день слезно умоляла мать Землю спасти возлюбленного. Каждое утро ее начинается с мольбы, затем она накрывает стол вместе с другими монахинями и убирает после каждого завтрака и обеда. А тревожное сердце успокаивается, наблюдая отношения между другими обитателями Флессии. Никто из них никогда не повышал голоса, не нарушал личного пространства другого. Эльфы приветствуют здесь друг друга исключительно доброй и искренней улыбкой. Почти каждую ночь монахи спускаются по многочисленным ступеням, чтобы к утру принести еды из ближайшего населенного пункта Джесснуры или плодов из-под утеса и воды из колодца у озера.

Облака опустились к лежащей в своих покоях Валерии. Неспешно поднимаясь, она протягивает руку и касается их белоснежных прядей. Направляясь вслед движению летающих пушинок, она доходит до балкона, которого не замечала раньше. Скульпторы, только-только собравшие из камней высокую женщину, покрытую одеждой из мха – пурпурного вперемешку с темно-зеленым, оставили Валерию. Она наблюдает за шедевром монахов, восхищаясь красотой. Ветер начал ласкать ее, и ночь сменилась утром. Это произошло так внезапно, что смутило девушку. Вдруг и статуя зашевелилась, глаза ее загорелись янтарем, а волосы, словно коричневые волны, возлегли на порхающий ветер. Будто заиграла музыка, говорящая о величии ожившей женщины. Не привыкшая к покорности Валерия невольно падает на колени. Статуя покрылась плотью, а каменный балкон – живой землей, и она заговорила:

– О чем печалится душа дитя, должна знать мать, особенно Земля.

– О, мать Земля! – дрожащим высоким голосом проговорила эльфийка, отдавшись на ее милость. Ведь даже Мэрфэлу не выпадало чести заговорить с самим божеством. Тело Валерии покрылось мурашками, а сердце содрогнулось. Из глаз невольно полились слезы. – Молю тебя!

– Твоя душа чиста и бескорыстна. Но болью переполнена она.

– Как заслужить твою мне милость?

– Твоя заслуга – твоя верность, – строгие, сдвинутые брови матери поднялись, выражая сострадание. – Одно лишь нужно мне, чтобы Валтерий нрав свой обуздал и место на троне эльфов осознал.

Сердце девушки стало биться все сильнее и сильнее. И, открыв глаза, она поняла, что видела сон, и того балкона в монастыре никогда не было. Глухой ночью она пробегает мимо монахов, находит Эрикеля и рассказывает о своем сне. Спускаясь по лестнице, они проходят мимо застывших фигур деревьев и кустов. Монах, дослушав рассказ, велел ей: