Гай Орловский - ЧВК Всевышнего [litres]

С десяток нападавших дрогнули и бросились бежать, Обизат хладнокровно убила семерых в спины, а когда трое поймали бехемов и вскочили на них, подхватила винтовку и выстрелила шесть раз.

В последнего, самого дальнего, уже скачущего во весь опор, всадила три пули, прежде чем тот сполз с седла и рухнул на землю.

Бианакит сломал шею своему противнику, поднялся, тяжело дыша. Азазель и Михаил переглянулись, тоже измученные тяжелой схваткой, Азазель сказал хрипло:

– А девочка у тебя хороша… Злая!

– Что хорошего, – ответил Михаил таким же сиплым голосом.

– В злой жизни нужно быть адекватным, – пояснил Азазель. – Злая женщина – надежная опора слабому мужчине!

– Это я слабый?

– Ты добрый, – обвинил Азазель. – Размерехлюнденный романтик. А вот Обизат абсолютно прагматична, как и все женщины. Верно, Оби?

Обизат тряхнула огненными волосами, глаза ее вспыхнули зелеными огнями.

– Я буду носить сына моего господина в чреве, – сообщила она гордо, – он будет обижать других детей, а потом станет великим вождем!

Она сунула пистолеты в кобуры и пошла осматривать сумки убитых. Михаил взглянул на горы трупов с отвращением.

– Как тупо! Нельзя же так в лоб на автоматы!

Азазель сказал с удовольствием:

– Мы для них такие первые. В этих землях и по всему уровню Врат Могильной Ямы первые и первейшие. Зато как приятно, когда местные понятия не имеют насчет огнестрельного оружия!

– Это нечестно, – сказал Михаил. – И неблагородно.

– Зато эффективно, – напомнил Азазель. – А уровень цивилизации измеряется количеством затраченных усилий на единицу площади и пространства-времени!

– Ты сам хоть понимаешь, – поинтересовался Михаил, – что несешь?

Азазель изумился:

– Зачем? Красота стиля важнее смысла! Иначе какое это творчество? Смысл только в прикладных дисциплинах, а истинное творчество свободно, бессистемно и бессмысленно по самой природе искусства!.. Ладно, не стой с раскрытым ртом, бехем влетит. Надо идти. Бианакит, Обизат, пару минут на отдых, и уходим.

Обизат откликнулась:

– Десять минут!.. У них еще мешки на седлах!

– Десять минут, – согласился Азазель. – По правде говоря, у самого ноги трясутся. Мишка, ты сердцем тверд и пролетарски безжалостен?

– Тверд, – подтвердил Михаил. – Но буржуи как раз мы?

– Мы культурные буржуи, – пояснил он. – А здесь некультурный пролетариат. Потому со свойственной культурным людям безжалостностью к простому люду начнем и закончим миссию цивилизации и освобождения.

– Освобождения от чего?

– Ну вот, – сказал Азазель с огорчением, – все тебе нужно растолковать! Умные люди понимают с полунамека.

Михаил молча вскинул на плечо рюкзак.

– Десять минут не прошло?..

– Нет, – ответил Азазель, – но я, как главарь нашей патриотической банды, чуток к запросам коллектива трудящихся и творческой интеллигенции. По желанию инициативной группы в лице товарища Мишки объявляю подъем и марш-бросок в места, где не так уютно, зато романтично. Обизат, грабить мертвых хорошо и красиво, как бы правозащитники ни морщили носы и ни протестовали, но все не унесешь, так что в строй, армии труда защитник!

Азазель шел впереди, Обизат постепенно перемещалась ближе к Михаилу, нарушая установленный Азазелем боевой порядок, но Михаил смолчал. В самом деле, как бы ни пугал Азазель, но здесь достаточно безопасно для них, вооруженных до зубов. Женское чутье подсказывает Обизат, когда приказы нужно выполнять строго, а когда командир точно позволит послабление.

Женщины такое усваивают еще с момента рождения, потому и кажутся образцами дисциплины, в то время как мужчины в силу доминантности лишены этого чутья и постоянно выглядят нарушителями.

– Мой господин, – сказала она осторожно. – Ты привык к своему миру людей… а как тебе здесь? Я чем-то могу помочь?.. Может, ну, для расслабиться?

Он сделал вид, что не понял, ответил в покровительственной манере взрослого человека, что общается с ребенком:

– Если весь мир создан для человека, то он везде как хозяин необъятной родины своей. Если даже ползком и крадучись.

Азазель сообщил бодрым и настолько радостным голосом, что Михаил сразу заподозрил подвох:

– Сейчас пойдем через Темный Лес. Вообще-то не темный, а зеленый… но в другом смысле, увидите и возликуете.

Когда Михаил увидел этот лес, холод прокатился с головы до ног, а сердце тревожно застучало чаще. Впереди зеленая тьма, везде густой и влажный туман отвратительно зеленого цвета, густая паутина оплетает высокие деревья от вершин и до земли.

Отвратительно зеленые сети, из которых не вырвалась бы и крупная рыба, протянуты и между деревьями, преграждая путь везде, куда ни брось взгляд.

Михаил остановился в нерешительности, но Азазель двинулся вперед, подчеркнуто спокойный и беспечный. Паутина жадно хватала и липла к нему, укутывала все тело, но моментально исчезала в местах прикосновения, а остатки бессильно опускались на землю.

– Видите, – сказал он с горестным вздохом, – какое я говно? Даже мерзкая паутина мною брезгает.

Обизат сказала наивно:

– Азазель, мы тебя любим. Ты хороший. Почти.

– Держитесь, – ответил он, не оборачиваясь, – как волки в стае на снегу. Биан в арьергарде!

Михаил и Обизат по одному пошли гуськом след в след, стараясь не коснуться зеленых лохмотьев. Даже свет падает на землю под ногами зеленый, хотя туман над головами закрывает свод, и непонятно, какого он цвета.

Паутина висит уже не отдельными нитями и не сетями, а широкими полотнами, как паруса.

Михаил вздохнул несколько раз, паутина отвратительна, он чувствовал это настолько ярко, что когда нарочито зацепил одну локтем, там вспыхнули зеленые огоньки, вся паутина скукожилась и сползла на землю неприятной слизью.

Осмелев, он пошел рядом с Азазелем. Обизат счастливо пискнула, даже Бианакит буркнул одобрительно:

– Вот что значит живой человек!.. Местная живность не то боится, не то брезгует…

Азазель взглянул испытующе, в его глазах Михаил прочел вопрос, но лишь молча кивнул, он в безопасности.

На деревьях помимо паутины начали попадаться прибитые к стволам черепа, а потом и человеческие скелеты целиком. Михаил с содроганием понял, что прикрепляли живых, а дальше то ли звери терзали и срывали еще живую плоть, то ли насекомые… Скорее, насекомые, звери хотя бы кисть руки оторвали, а здесь все цело, вот даже фаланги пальцев уцелели.

Иногда видел смутные тени, несколько раз слышал глухой рев, а дважды ощутил совсем близко хриплое дыхание огромного зверя.

– Да, – сказал он с сарказмом, – только больная психика может возрадоваться этому Темному или не Темному, но все равно Темному лесу.