Кэтрин Арден - Девушка в башне [litres]

– Потому что это не… – Ольга вздохнула и замолчала. – Она должна оставаться в тереме. Девочки не могут покидать его. Моя дочь должна учиться спокойствию. Ты же взбудоражила ее на месяц, а в худшем случае навсегда испортила ее репутацию.

– Хочешь сказать, она должна оставаться в этих комнатах? В этой башне? – Вася невольно посмотрела на узкое зашторенное окно, массивные ряды икон. – Всегда? Но она храбрая и умная. Ты не можешь…

– Могу, – холодно ответила Ольга. – Не вмешивайся, иначе, клянусь, я расскажу все Дмитрию Ивановичу, и ты отправишься в монастырь. Довольно. Уходи. Развлекайся. День только начался, а я уже устала от тебя. – Она направилась к двери.

Ошеломленная Вася заговорила прежде, чем успела подумать. Ольга замерла, услышав ее голос.

– Ты должна оставаться здесь? Ты вообще выходишь отсюда, Оля?

Плечи ее сестры выпрямились.

– Я вполне хорошо справляюсь, – ответила она. – Я княгиня.

– Оля, – возразила Вася, подойдя ближе, – ты хочешь оставаться здесь?

Ольга развернулась, почувствовав вспышку ярости.

– Дитя, ты думаешь, для нас важно, чего мы хотим? Ты думаешь, я могу потакать твоим безумным выходкам и безрассудной наглости?

Вася молча смотрела на нее, словно онемев.

– Я не наша мачеха, – продолжила Ольга. – И я этого не потерплю. Ты не ребенок, Вася. Просто подумай, если бы ты слушалась, отец был бы жив. Помни об этом и перестань себя так вести!

Вася хотела что-то сказать, но слова не шли. Наконец, она прошептала, вспоминая события за стенами часовни:

– Я… они хотели отослать меня. Отца не было. Я боялась. Я не хотела, чтобы он…

– Довольно, – крикнула Ольга. – Довольно, Вася. Это детские оправдания, а ты уже женщина. Что сделано, то сделано. Но тебе нужно образумиться. Веди себя тихо до конца праздника, во имя любви к Господу.

Губы Васи похолодели. В детстве она представляла свою прекрасную сестру, живущую в тереме, княгиней из сказки с князем-орлом. Но детские мечты превратились в это: постаревшую женщину, властную и одинокую, дверь башни которой всегда была закрыта. Женщину, которая любой ценой сделает из своей дочери послушную девушку.

Ольга взглянула на Васю с усталым пониманием.

– Пойми, – сказала она. – Жизнь лучше и хуже сказок. Ты должна понять это, как и моя дочь. Не смотри на меня, как сокол с подрезанными крыльями. С Марьей все будет хорошо. К счастью, она слишком юна для большого скандала. Надеюсь, ее не узнали. Со временем она поймет свое место и будет жить счастливо.

– Разве? – спросила Вася.

– Да, – уверенно ответила Ольга. – Будет. Как и ты. Я люблю тебя, сестренка. Я сделаю все для тебя, клянусь. У тебя родятся дети, будут слуги, и все невзгоды останутся в прошлом.

Вася почти не слушала ее. Стены церкви давили на нее, будто долгие душные годы Ольги приняли форму и запах, который она могла вдохнуть. Она с трудом кивнула.

– Прости меня, Ольга, – прошептала она и выбежала из церкви в праздничную толпу. Даже если Ольга и кричала ей вслед, она не слышала.

Касьян встретил ее у ворот.

– Я думал, вы пришли выпить вина со мной, – сказала Вася.

Касьян фыркнул.

– Что ж, ты здесь, – непринужденно сказал он. – И вино можно достать. Судя по твоему виду, оно тебе пригодится. – Он посмотрел на Васю своим темным взглядом. – Ну, Василий Петрович? Твоя сестра разбила миску о твою голову или заставила жениться на племяннице, чтобы восстановить ее поруганную честь?

Вася не была уверена, что Касьян шутил.

– Нет, – отрезала она. – Но она очень разозлилась. Я… спасибо вам за то, что помогли вернуть Марью в терем так, чтобы распорядитель и стражники ничего не заметили.

– Ты должен выпить, – заявил Касьян, отмахнувшись. – Да побольше. Тебе пойдет это на пользу: ты разгневан и не знаешь на кого.

Вася лишь оскалилась в ответ. Неожиданно она ощутила свою вырванную свободу.

– Тогда ведите, Касьян Лютович, – сказала она. Город вокруг пронзительно кричал и кипел, словно котел на огне.

Сжатый рот Касьяна загадочно скривился. Они вышли на грязную улицу у терема Ольги и мгновенно затерялись в чреве веселящегося города. С соседних улиц раздавалась музыка, и девушки танцевали с обручами. Люди шли наверх: Вася увидела соломенную женщину на шесте, которую несли над ликующей толпой. Медведя с вышитым ошейником вели как собаку. Звенели колокола. На ледяных горках было не протолкнуться, и люди толкались в очереди, падали или летели головой вперед. Касьян остановился.

– Посол, – осторожно сказал он. – Челубей.

– Что? – удивилась Вася.

– Мне показалось, он тебя узнал, – ответил Касьян.

Улицы впереди гремели.

– Что это? – спросила Вася, проигнорировав его вопрос. Люди перед ними разбежались в стороны. В следующее мгновенье на улицу выскочила сбежавшая лошадь с дикими глазами.

Это была кобылица с рынка, которая понравилась Васе. Ее белые чулки мелькали на грязном снегу. Люди кричали и разбегались в стороны. Вася раскинула руки, чтобы остановить лошадь.

Кобылица попыталась увернуться, но Вася проворно поймала конец веревки и спросила:

– Стой, девица. Что случилось?

Кобылица шарахнулась от Касьяна и встала на дыбы, испугавшись толпы.

– Отойдите! – крикнула Вася. Толпа немного расступилась, и Вася услышала уверенный стук копыт. По улице ехал Челубей и его помощники.

Татарин удивился, увидев Васю.

– Вот мы и встретились, – сказал он.

Теперь, когда Марья была дома, Васе было нечего терять. Она выгнула бровь и спросила:

– Купили кобылицу, а она убежала?

– Хороший конь всегда с норовом, – хладнокровно ответил Челубей. – Хороший мальчишка, поймал ее для меня.

– Норов – не повод запугивать ее, – возразила Вася. – И не называйте меня мальчишкой.

Кобылица почти дрожала в ее руках и испуганно мотала головой.

– Касьян Лютович, – велел Челубей, – займитесь этим ребенком. Или я накажу его за дерзость и заберу коня. Пусть оставит кобылу себе.

– Если бы у меня была кобылица, – легкомысленно заявила Вася, – я бы катался на ней до полуденного колокола. У меня она бы не убежала в страхе на улицы Москвы.

Она с гневом заметила, что разбойник изумился.

– Большие слова для ребенка. Дай-ка ее мне.

Вася не сдвинулась. Она думала о том, как будет голодать Катя из-за сборов Дмитрия на новую войну. Злость на Челубея будоражила кровь и грела безрассудство.

– Ставлю своего коня на то, что эта кобылица понесет меня до того, как пробьет три часа.

– Вася… – начал Касьян, но Вася не взглянула на него.

Челубей расхохотался.

– Понесет тебя? – Он окинул взглядом испуганную кобылицу. – Как пожелаешь. Удиви нас. Но если проиграешь, я заберу твоего коня.