Диана Ибрагимова - Тайнопись видений [litres]

– Да пей уже, чтоб тебя! – выругался кто-то на валаарском. – Оставили дохляка на мою голову! Я не нанимался за ним горшки выносить!

– А я варить не нанималась! – пискнул тонкий девичий голосок. – Умеешь готовить – иди и готовь! А я сама его напою!

Мучитель Нико зло цыкнул и снова взялся терзать его мерзким пойлом.

– Ты ему тряпку менял? – спросила девочка.

– Нет еще.

– Дурак! Меняй часто! Все время менять надо!

– Патлатый пусть меняет! Его гостинец!

Что-то убрали со лба Нико, и веки сделались оранжевыми. Послышался плеск воды, потом на лицо плюхнулась долгожданная спасительная прохлада. Снова стало темно. Струйки потекли по щекам и за шиворот. Нико приоткрыл губы, чтобы проглотить их, но, как назло, в рот полилась теплая травяная жижа. Потом его оставили в покое, однако уснуть больше не получалось. Нико лежал и слушал, собирая себя по крупинкам, как разбитое зеркало, в котором мир уже никогда не отразится по-прежнему.

Он вспоминал последние мгновения на свалке и то, что предшествовало отчаянному пьянству. Больше он не наследник Соаху. Террай не принадлежит ему. Нишайравиннам Корхеннес Седьмой – не его имя. Он нищий, побитый и жалкий. Кому понадобилось выхаживать его? Из-за кого он так страдает?

Нико слушал чужие голоса, впитывая каждый звук, чтобы страшные мысли не добрались до него в охваченной жаром темноте.

Хлопнула дверь, потянуло морозным ветром. Принц успел вдохнуть его только раз. Тряпка на лице уже нагрелась, вот бы кто-нибудь снова ее намочил.

– Пришли! – радостно взвизгнула девочка, бросившись к порогу. – Вы мои хорошие! Пришли!

Вошедших было трое. Они топтались, чем-то шуршали, отряхивались.

– А я и говорил вам, – сказал некто, очень довольный собой. – Я их и встретил, и проследил, чтобы плату получили! А как тут братец мой?

Несколько человек приблизились к Нико.

– Повесить бы тебя на заборе вместе с твоим братцем, – огрызнулся мучитель.

– Ох ты! Как его разукрасили! Бедный! – пробубнил кто-то.

Голос был низкий и басовитый. Про себя Нико назвал его обладателя жалельщиком.

Самозваный брат уселся рядом, сменил тряпку и долго просил прощения за Воблу правдолюбскую, с которым пришлось оставить такого золотого человека. Мучитель отметелил его за это прозвище и четверть часа что-то ядовито шипел.

– Да ладно тебе, – впрягся за несчастного жалельщик. – Он ничего не слышал. Он же без сознания.

– Следите за языками, недоумки! Это чужой че ловек!

– Сам ты чужой! Это мой брат!

Нико, похоже, с кем-то спутали, и как только лицо начнет приобретать нормальный вид, вышвырнут из дома. Эта мысль отчего-то успокоила его.

Девочка, готовившая еду, запаха которой Нико, впрочем, не услышал, с восторгом разбирала кули, принесенные недавно пришедшими. С ее слов, там было немного гречишной крупы, буханка хлеба и горсточка муки на лепешку.

– Я и говорю – рыбное место! – кичился самозваный брат. – Хозяин их здорово хвалил! Он таких работяг сроду не видел! Все норовят по углам попрятаться да брагу сосать вместо работы. А эти как впряглись, так до седьмого пота и батрачили!

– Вас там хоть кормили? – с тревогой спросила девочка.

– Кормили, милая, кормили, – сказал спокойный, добрый голос третьего юноши. – Я им все мастерство показал, какое умею, а Рори тяжести такие носил, что трое мужиков не подымут. Работа у нас будет на трид точно. Там строить надо много. А еще мы попросили завтра взять цемента – дыру залепить в трубе. Денег пока не дадут. В первые два тридня только еду. Там кормят и с собой дают. Вы ешьте, мы поели уже.

– Еще чего! – возмутилась девочка. – У вас работа тяжелая была, вам надо кушать много, так что будем есть все. А я варила суп из какой-то травы. Марх говорит, она съедобная.

– А Дорри где? – спросил жалельщик.

– За водой отправили.

– Боязно одного-то!

– Он у нас теперь смелый, – фыркнула девочка. – Ведро схватил и потащил. И даже Марха не послушал.

– Да и правильно сделал, – отозвался мучитель. – Пусть привыкает за нас не прятаться. А ты не дуйся, Яни, ты девочка. Тебе хоть до конца жизни можно.

– В другой раз я сама пойду!

Мысли Нико начали слипаться. Он не заметил, как уснул, а голоса все кружились, гудели, и время от времени кто-то бережно укладывал на лоб холодную тряпку.

Утром Вобла пошел за Деревяшкой и Здоровяком, чтобы взять обещанный цемент, а Дорри отправился искать большие камни для заделывания печной дыры. Сторожить драгоценного человека остались только Яни и Генхард. «Принц соахийский» с прошлого вечера был не в духе, и девчонка не могла этого не заметить.

– Да чего куксишься целый день? – нахмурилась она, забивая щели тряпьем и паклей.

Генхард помогал без особого энтузиазма, временами косился на больного и снова вздыхал. Он вдруг понял важную штуку: волосы у соахийцев не просто темные, а еще и кудрявые. У всех, кто приплыл с Террая, они были густыми и завивались кольцами, а у Генхарда висели жидкими сосульками. Стало быть, непохож он на соахийца тогда? Может, потому в нем родню и не узнали до сих пор? Это все мамка виновата! От нее эти патлы прямые! Сплоховала так сплоховала.

– Ну расскажи!

Яни начала трясти Генхарда, не выпуская из руки нож, которым заталкивала лоскуты в промежутки между рассохшимися бревнами.

– Да иди ты! Дура совсем? Чего лезвием машешь?

Генхард испугался было, но тут же успокоился и опять погрустнел. Яни сочувственно шмыгнула носом.

– Расскажи! Я тебя пожалею!

– Чего мне с твоих жалелок? – отмахнулся Генхард. – У меня мечта всей жизни пропадает, а ты даже про соахийцев не знаешь.

– А ты объясни, – подсказала Яни. – Я не глупая и слушаю хорошо. Смотри, какие у меня уши здоровенные!

Генхард подумал-подумал и сдался. Целый час он толкал паклю и рванье в стены и в красках расписывал прелесть соахийской жизни. Потом торжественно раскрыл тайну своего рождения от знатного господина. У него даже поднялось настроение. Особенно от горящих глаз девчонки, которая уж теперь-то наверняка считала его божеством.

Генхард насладился ее видом и перешел к печальному. Яни задумалась и непривычно долго молчала, ковыряя ножом бревно. Потом вдруг просветлела и важно сообщила:

– А я знаю! Они их накручивают!

– Чего?

– А Иремил нам рассказывал как-то: всякие знатные дамы совсем никак не работают и не знают, чего с собой сотворить, чтобы не помереть от скуки. Поэтому только без конца наряжаются и крутят волосы на эти… бугуди. Это такие штуки, которые делают кудри! Если в Соахии все богатые, то они там точно не работают и, наверное, тоже от безделья маются! И поэтому каждый день себе головы крутят! И поэтому все там кудрявые!

– А ты ж какая умная! – восхитился Генхард, схватив девочку за плечи и тряся от избытка чувств. – А и точно ведь! А я и не подумал! А они же все там на этих… бугудях!