Диана Ибрагимова - Тайнопись видений [litres]

По толпе таосцев пронеслась волна тревожных возгласов.

– Молитесь! – крикнул старший ученик. – Я чувствую рядом с ним чей-то дух! Это Большая Акула говорит с ним! Молитесь, чтобы она простила шамана и вернула его нам!

Все, кто был на скале, сложили руки в виде капель – кончики пальцев и запястья сомкнуты, а ладони чуть изогнуты – и стояли неподвижно, как глиняные статуи. Их внутренние голоса взывали к великому Божеству, умоляли его не лишать остров защитника, не сберегшего Цуну.

Хинду тоже молился, не в силах оторвать взгляд от тела старика. «Только не он. Пожалуйста, не наказывай его, великая Акула! Лучше накажи людей с Большой земли! Накажи лучше их! Это один из них убил ее! Мы же не знали! Великая Акула!..»

Шаман в руках учеников затрясся, как припадочный, потом успокоился и открыл глаза. Он встал на непослушных ногах, обернулся к таосцам и произнес дрожащим голосом:

– Великая Акула приходила говорить со мной! Она сказала, что, даже если мы убьем этих людей, придут другие. И что для спасения Таоса нам нужно уничтожить их главаря на Большой земле. Большая Акула хочет, чтобы мы приготовили много белой ткани для нее. Мы должны направить на это все наши силы, пока есть время. Через два трида придет торговый корабль. Я и все мои ученики должны отправиться на нем на Большую землю. Там нас ждет человек, избранный Большой Акулой. Это важный человек, о котором говорила Цуна. Он силен. Он поможет нам победить врагов. Железное оружие и люди, создавшие его, должны быть уничтожены.

– Но как же смерчи? – спросил старший ученик.

– На то время, пока нас не будет, все уйдут в нижние скалы, – мрачно сообщил старик. – Я заберу большинство шаманов, иначе мы не справимся и нам уже некого будет спасать. Так сказала Большая Акула.

Он пошатнулся, но не принял помощь и, сложив руки в виде капли, долго стоял на краю скалы и смотрел в подернутые рябью, слепые от горя и серых туч глаза Большой воды, в чьих недрах плавала, сопровождая тело мертвой девочки, великая Акула.

Запись от вторых суток Белого Дракона.

Пятый узел. Трид талой воды. 1020 год эпохи Близнецов.

– Я уверен, что это не пройдет без подсказок, – сказал правдолюбец на языке Соаху, который большинство государств мира использовали в качестве международного. – Еще до того, как обозначится дата, все порченые с Целью страха начнут предчувствовать великую беду. Она будет ныть, подобно занозе, затаенной глубоко под сердцем.

– Ты много говоришь, Такалам, – выдохнул человек из народа Укку, дымя зажатой в зубах сигарой.

Голова чернокожего нанумбийца вместо волос была покрыта зелеными узорами, и он носил балахон травяного цвета, почти целиком скрывавший тело. Только тонкие руки оставались на свободе и дергано, будто стрелки сломанных часов, двигались вверх-вниз.

– Я хотел бы ошибаться, – вздохнул правдолюбец. – Но тебе стоит быть внимательным к тем, кто носит страх. Они предупредят тебя.

– Духи говорят, беды не будет, – возразил темнокожий человек. – Мои пальцы не чувствуют тревогу. Мой народ не такой, как твой. Мы все – дети черного солнца, оно отметило нас, чтобы защищать.

– И поэтому вы не выходите под затмение? – не сдержался Такалам. – Разве твои слова не означают, что затмение не должно сжигать нанумбийцев?

– Черное солнце защищает нас, – повторил человек из народа Укку. – Каждый третий день оно вызывает на войну злых духов и убивает их, чтобы они не селили в нас болезни. Но некоторые духи выживают и пробираются в животы наших женщин, нанося вред младенцам. Вот почему рождаются такие дети, Такалам. Они появляются в чернодни из-за злых духов, которым удалось спрятаться от затмения в людских хижинах. Но мы любим всех наших детей, даже тех, на кого напали духи. Мы ценим их умения, которыми черное солнце наградило их в обмен на утрату. Мы не такие, как белокожие народы. Мы понимаем истину. Ты хороший человек, Такалам, ты можешь остаться среди нас, я велю лучшим мужчинам деревни построить тебе просторную хижину, и ты будешь учить Укку международному языку, чтобы мы могли торговать с другими царствами. Подумай об этом еще и еще.

– Кажется, здесь твой сын, – сказал Такалам, обернувшись к зарослям позади себя.

– Знаю, – кивнул вождь. – Он считает, что может обмануть мои пальцы, как страус думает, что его не видно, когда он прячет голову в песок. Рувва, если пытаешься подслушивать, для начала выучи общий язык. Ты же ничего не понимаешь. Просто сидишь там и хлопаешь глазами, как глупая утка.

Такалам рассмеялся. Мальчик не разобрал соахской речи отца, но услышал свое имя, и этого хватило, чтобы он выбежал из кустов и понесся обратно в деревню, сверкая босыми пятками. Вскоре ушел и вождь, оставив правдолюбца в одиночестве. Такалам сел на замшелый берег, отмахиваясь от полчищ мух, сновавших туда-сюда над рекой – зеленой, густой и почти неподвижной от ила, – достал из кожаной папки несколько листов бумаги и принялся что-то записывать.

Встав у него за спиной, Кайоши не сумел понять ни единой буквы или цифры, хотя был достаточно грамотен, чтобы знать основные языки мира. Тут он вспомнил символы на клочках шелка, которые раскладывал Нико, решая загадку, и осознал их схожесть.

– Что же вы записываете, Такалам?…

– А-а, ты уже здесь, друг мой! – неожиданно сказал правдолюбец, оборачиваясь.

Кайоши вздрогнул и едва удержался на грани сна.

– Я так и знал, – рассмеялся Такалам. – Давно тебя не было. Скажу прямо: народы Нанумба совсем не поддаются моим убеждениям. Это печалит больше всего, ибо только здесь я встретил поистине хорошее отношение к порченым. Есть еще Руссива, но туда я не поплыву, это смерти подобно. Сам знаешь, как там боятся ведунов. Руссиву я оставляю на тебя, мой друг… Да, у всех тут свои верования, хоть в Уту-Руйе, хоть в Бодь-й-а, хоть в Маньоке… С чего ты взял, что я не ломаю язык, пока выговариваю это? Просто я приучился… Особых новостей нет. Пока тебя не было, я путешествовал по Ноо, но недолго. Люди там довольно агрессивны и очень легко обижаются – на самые мелочи, про которые и не подумаешь. Особенно в Пархире. Там так тесно и бедно до ужаса, а семьи просто громадные. Если, не дай солнце, обидишь кого, на тебя выйдут сто человек, и косточки целой не останется… О, не волнуйся, я уже сделал записи на сегодня. Скоро начну собирать все в книгу.