Диана Ибрагимова - Зенит затмения

– Поэтому мы велели слугам вынести все наши сундуки из гардеробной на палубу и умоляли руссивок принять эти скромные дары! – суетливо вставил Ясурама.

– Что такое вы говорите, друг мой?! – покраснел пухлый провидец. – Мы совершенно их не умоляли! Мы не опустились бы до подобного перед какими-то дикарками!

– Но вы же сами сказали, что нам надо…

Доо легонько пнул «близнеца», и тот прикрыл рот рукавом, но тут же воскликнул:

– Кайоши-танада! – и вытянул шею в сторону трубы, из-за которой вывезли Клецку.

На провидце была привычная одежда: фиолетовая в золотых ирисах, а лицо, шея и ладони блестели от густого слоя крема, кое-как размазанного Оситой. Остроух держал над господином бумажный зонт, делавший круги под глазами Кайоши еще темнее. По всему было видно, что этой ночью Клецка толком не спал.

– Провидец Ясурама, да что же вы копошитесь? – сказал Доо, доставая из рукава карандаш. – Скорее, скорее, разворачивайте! Осита! Иди сюда, негодник! Вставай спиной ко мне и согнись как следует!

Нико обернулся к «бабонькам» и увидел, что Ясурама раскатывает на спине чесночного мальчишки лист бумаги, а Доо запечатлевает наверху дату.

– Небо в этот день было ясное, как глаза великого и прекрасного Кайоши-танады! – высокопарно сказал Ясурама, а Доо торопливо записал. – Его божественный лик озарил всю палубу золотым сиянием, и всюду, куда бы ни посмотрел Кайоши-танада, распустились цветы и запели птицы!

Пухлый предсказатель продолжал строчить.

– Наряд Кайоши-танады был бесподобен и…

– Нет-нет, погодите, Ясурама. Мы уже вчера писали, что он был бесподобен, а позавчера – что восхитителен, а за день до этого что прекрасен. Надо придумать новое описание, иначе какой толк от нашей летописи? Давайте, подумайте хорошенько.

– Ошеломляющий! – воскликнул Ясурама.

С трудом сдерживая смех, Нико отошел от чаинцев и шуганул рысь, уже взявшуюся вылизывать несчастного Клецку.

– Эй, княжич! – крикнула с полубака Олья в красном платье с узором из облаков. – Глянь-ка! Похожи мы на намулиек? Бабоньки говорят, что в рыжем царстве все так одеваются!

Принц взбежал по лестнице и оказался рядом с ведой.

– Вы же вроде бегали от подарков? – спросил он. – С чего вдруг принять решили?

– Так перед праздником! – Олья поправила заколку на правой косе, скрученной в спираль над ухом. – Ты не слышал, что ли? У Княжны скоро именины! Он сказал, что как в Унье-Пунье остановимся, так он пир закатит! И с танцульками!

– В Унья-Панье, а не Пунье, – рассмеялся Нико.

– Ой, да ты бы себя послушал! – покраснела веда, пихнув его локтем.

Нико невольно залюбовался руссивкой. Ее стройным станом, смольными волосами и большими черными глазами с такими длинными ресницами, что казалось, тени от них перекрывают половину лица. Образ Данарии истлевал в памяти так же быстро, как однажды распалил в сердце огонь, и на его место упорно просился новый, но Нико старался этого не показывать, хотя бы из уважения к остальным девушкам.

– Эй! – тут же подскочила косоглазая Уля в синем платье. – А я красивая?

– Очень, – улыбнулся принц.

– А я? – ухватилась за рукав Нико Глашка.

– И ты красавица.

– Ну все, девоньки, – сказала Олья, услышав колокольный звон, и потащила подруг к лестнице. – Завтракать пора. Потом похвалитесь. Да смотрите не замарайтесь!

Они с Нико еще раз тепло переглянулись, и принц почувствовал, что сил у него стало чуть больше. Он посмотрел в сторону моря, вдохнул свежий ветер и заметил, что Астре и Марх внизу занимаются чем-то странным.

Калека сидел в кресле возле фальшборта, укутанный в рыжее пакуттское одеяло из верблюжьей шерсти, а Марх бросал ему на культи не то пуговицы, не то монеты. Нико от любопытства чуть шею не вывернул, но спускаться не стал. Он был уверен, что Астре и на этот раз не расскажет о своей задумке.

В общем-то давно стало ясно, что калека не сможет снять ограничение Цели. Кайоши об этом не говорили, чтобы он не начал совсем уж с ума сходить, но проблема Астре была нерешаема.

Нико понял это, когда в очередной раз прошерстил записи Такалама о порченых и сделал несколько выводов. Астре отличался от Каримы тем, что из-за него погибли люди. Он не доказал Цели, что способен распоряжаться даром, обходясь без жертв, поэтому она и не сняла запрет. Только однажды калека смог обойти его. Он просто не знал, что Элиас на четыре года старше. Но в тех случаях, когда возраст человека был очевиден, это не работало.

К вечеру «Мурасаки» прибыл в порт Унья-Паньи, и люди, как горошины из спелого стручка, посыпались в лодки. Остроухов и моряков Кайоши послал за покупками, восхищенные провидцы вырядились по-павлиньи и вместе с Оситой отправились изучать таинственный Намул в поисках вычурной ткани, а Нико и Клецка собирались, не теряя времени, найти морозного шамана.

Вечерний город сиял всеми красками. Пристань шла полукругом, и с одного ее конца было видно, как на другом дорожки от фонарей пронзают воду, словно замершие в полете звезды. Закат оставил от кораблей только черные силуэты в паутине мачт со спущенными парусами, от людей на кораблях – далекие голоса.

Лодка сильно раскачивалась, и принцу с остроухом пришлось попотеть, втаскивая Кайоши вместе с креслом на деревянный помост, по которому можно было проехать к берегу.

Нико едва стоял на ногах. Казалось, камни под ним вздымаются и опускаются, а стоило ветру подуть в его сторону, как накатила тошнота от запахов уличной кухни. Если в противовес морской существовала и земная болезнь, принц определенно стал ее жертвой.

Кругом было шумно и весело, как всегда перед черноднем. Бренчали на гитарах музыканты, кто-то хлопал в ладоши и танцевал, скворчало сало на углях жаровен, шипело масло, с шумом падали в сковороды перевернутые на бледную сторону оладьи. Нико даже остановился, чтобы впитать эту атмосферу, и тут же одному боку стало холодно от ветра, а другому тепло из-за жара печи, где пеклись крендели с маком и корицей.

– И почему мы должны встретиться с шаманом именно в тюрьме? – вздохнул он, с неохотой садясь в нанятый Клецкой экипаж.

Больше часа они катили по Унья-Панье куда-то на самые задворки. Нико развлекался тем, что ел купленный по пути бараний шашлык и пирожки с вишневыми цукатами. Кайоши так поздно не ужинал. Он вообще мало ел и боялся растолстеть от неподвижности, а принц из-за тренировок все время испытывал голод.

Ближе к окраине Унья-Паньи света и праздничного шума стало в разы меньше, но толстый возница не давал скучать, во всю глотку распевая: